го бойфренда и без проблем оставался ночевать в ее комнате. Но будем откровенны: любого нормального человека не может не угнетать необходимость натягивать брюки и рубашку всякий раз, когда хочется спуститься в кухню.
То ли дело сейчас… Нир распахнул дверцу холодильника и вгляделся в его сияющее нутро. Так… коробки, банки, пакеты… – а колы-то и не видно…
– В нижнем ящике, там, где овощи! – крикнула сверху Сигаль, словно почувствовав его затруднение.
– Нашел!
Нир вытащил бутыль и стал озираться в поисках чистых стаканов. На кухонном столе дремали остатки вчерашнего ужина: недоеденная курица, увядший салат и немытая посуда.
– Чистых нет! – снова прокричала Сигаль. – Помой парочку!
«Что у них тут, видеокамеры? – подумал Нир. – Или она просто не выпускает меня из поля внутреннего зрения? Говорят, есть такое…»
Он выбрал два стакана и пошлепал босыми ногами к раковине. Вот было бы забавно, если бы здесь действительно оказалось видео. Стоишь себе с голой задницей на кухне семейства Кимхи и моешь посуду.
Настоящий сюр. Ребята в телемаркетинге подохли бы со смеху. Они вообще шутники, а тут такой подарок. Нир оглянулся на стол. Гниловатая картина, что и говорить. Отчего это наутро праздничные столы выглядят так неприятно, чтоб не сказать гадко?
Вчера-то все обстояло в высшей степени тип-топ. Они праздновали десятилетнюю годовщину своего первого постельного опыта, или, как именовала это событие Сигаль, «особо близкого знакомства». Настоящий юбилей. Нир приехал с цветами и шампанским, Сигаль приготовила еду. Чтобы было совсем как в кино, разожгли камин, хотя снаружи полыхала убийственная жара, такая, что не продохнуть. Впрочем, в доме при включенном на всю катушку кондиционере дышалось более-менее нормально. Сели за стол, затем перешли на ковер перед камином и пару раз «особо близко познакомились» в ознаменование годовщины.
И вот тут-то, когда они расслабленно – опять же, как в кино – возлежали на ковре, вглядываясь в огонь, недоуменно приплясывающий на масличных поленьях, вот тут-то дела и пошли наперекосяк. И ведь, главное, ничто не предвещало ненастья… Все-таки женская психология как чужое минное поле: даже хорошо зная карту, можешь в любой момент наступить на какую-нибудь противотанковую заразу. И хотя Нир три года оттрубил в саперной бригаде, в отношениях с Сигаль не помогала никакая спецподготовка. Что он тогда сказал?
– У нас хорошо получается… – вот что.
– О чем ты? – лениво пробормотала она.
– Да вот…
Возможности жестикуляции были ограничены, поскольку одной рукой Нир обнимал подругу, а в другой держал бокал красного. Очень медленно, чтобы не расплескать вино, он повел рукой вокруг, включив в картину и стол, и камин, и кондиционер, и внушительную гостиную кимхинского дома.
– Вот всё это. Хорошо ведь, правда? И чего бы нам не съехаться?
– Съехаться? – Сигаль зевнула. – На какие шиши? Ты знаешь, сколько сейчас платят за съем?
– Смотря где, – возразил Нир. – В Ариэле можно снять вполне приличную трехкомнатную.
– В Ариэле! – презрительно фыркнула подруга. – Скажи еще – у тебя в Эйяле!
Нир жил с родителями и бабушкой в самарийском поселении Эйяль, за зеленой чертой, примерно в получасе езды от богатых коттеджей Кохав-Аврума, где гнездилась в основном чиновническая элита, а также высшее офицерство ЦАХАЛа, полиции и других серьезных организаций для серьезных мужчин. Полчаса езды, но реально два этих места разделяла пропасть в миллионы световых лет.
– Чем тебя не устраивает мой Эйяль? – спросил он, уже чувствуя на щеке пока еще легкое дуновение приближающейся ссоры. – Генералов у нас нет? Как же ты тогда со мной спишь, с простым старшим сержантом?
Разговор неудержимо скатывался по зыбкой осыпи слов вниз, в размолвку. Вообще-то, они избегали касаться политики – уж больно по-разному смотрелись одни и те же вещи из окон их родительских домов. Если бы не тихон – единственная на весь район школа, традиционно собирающая в своих стенах старшеклассников со всей округи, они бы вряд ли когда-либо познакомились, не говоря уже об «особой близости».
– Как-как… – ответила Сигаль с преувеличенно шутливой интонацией. – На спине! И не только… Милый, давай не будем ссориться, – она приподнялась и прижалась щекой к его груди, заглядывая в глаза. – Не сейчас, ладно? Кто знает, выпадет ли нам еще одна такая ночь до моего отъезда…
– До твоего отъезда… – повторил Нир, отчасти – но лишь отчасти – радуясь перемене темы. – Одного не пойму: зачем тебе куда-то ехать, Сигалюш? Добро бы еще в Европу. Европа прямо на тебя скроена. Особенно Германия – там, что ни городок, то Кохав-Аврум: чистенько, ладненько, богатенько. Но Индия… – на кой лад тебе сдалась эта Индия? Ты ведь грязь не любишь.
– Грязь не люблю, – нараспев подтвердила она, медленно накатываясь на него сверху, как гладкая тугая волна. – Я другое люблю. И ты, как я только что ощутила, тоже. Ведь любишь, а? Любишь… любишь…
Вздохнув, Нир закрыл глаза, и дальше они с Сигаль