Три рассказа о сыщиках. Чарльз Диккенс

к нам в редакцию скоротать вечерок, – и мне подумалось, что вам, пожалуй, интересно будет с ним познакомиться.

      Он связан с убийством молодой женщины, Элизы Гримвуд – помните? – лет пять назад, на Ватерлоо-роуд. Ее все называли Графиня – за красивую внешность и гордую осанку; и когда я увидел бедную Графиню (я ее знавал и мог опознать), мертвую, с перерезанным горлом, в ее спальне на полу, вы мне поверите, что мне полезли в голову разные мысли, от которых человеку становится невесело на душе.

      Но это к делу не относится. Я туда пришел наутро после убийства. Освидетельствовал тело, произвел общий осмотр спальни, где оно лежало. Откинув собственной своей рукой подушку на кровати, я нашел под ней пару перчаток. Пару лайковых мужских перчаток, очень грязных; на подбивке с внутренней стороны буквы «Тр.» и крестик.

      Значит, сэр, забрал я эти перчатки и показал мировому судье, который вел это дело. И что ж он говорит?

      – Уилд, – говорит, – это, бесспорно, находка, и такая, что может иметь большое значение; теперь, Уилд, от вас требуется одно: разыскать владельца этих перчаток.

      Я, конечно, думал то же самое и не стал тратить время впустую. Осмотрел я внимательно перчатки и пришел к заключению, что они побывали в чистке. От них, понимаете, шел запашок серы и смолы – чищеные перчатки сильно или слабо, а непременно попахивают. Пошел я с ними в Кеннингтон к одному своему знакомому, который работает по этой части, и выложил их перед ним.

      – Как по-вашему, были эти перчатки в чистке?

      – Да, – говорит он, – перчатки в чистке были.

      – А могли бы вы определить, у кого?

      – Понятия не имею! – говорит он. – Я только могу определить, у кого они не были в чистке: у меня! Но вот что я вам скажу, Уилд. В Лондоне наберется от силы восемь или десять мастеров по чистке перчаток (их тогда, по-видимому, столько и было). Я, думается мне, могу дать вам все их адреса, и вы сможете разузнать, кто их чистил.

      Дал он мне, значит, свои указания, и я ходил туда, и ходил сюда, и виделся с тем, и виделся с другим; но хотя они все подтверждали, что перчатки побывали в чистке, я все никак не мог найти того мужчину, женщину или ребенка, который чистил эту самую пару перчаток.

      А тут, понимаете, то человека нет дома, то ждут человека к двум часам, и всякое такое – за всем этим ушло у меня на розыски три дня. На третий день, вечером, иду я с того берега из Сэррея, по мосту Ватерлоо, замученный, измотанный вконец, уже теряя надежду, и думаю: загляну-ка я в театр Лицеум, удовольствие будет стоить один шиллинг, а мне это освежит мозги. Итак, взял я себе за полцены место в партере, в задних рядах, и сел рядом с одним молодым человеком, тихим и скромным. Видя, что я не знаток (я нарочно прикинулся таким), он стал мне называть имена актеров, исполняющих роли, и между нами завязался разговор. Когда спектакль кончился, мы вышли вместе, и я сказал:

      – Вы такой приятный человек и такой компанейский – может быть, не откажетесь пропустить со мною стаканчик?

      – Вы так любезны, – говорит он, – что я не откажусь пропустить с вами стаканчик.

      Мы, следовательно, зашли в какой-то кабачок поблизости от театра, расположились в тихой комнате наверху и заказали по пинте портера с элем и по трубке.

      Курим мы свои трубки, потягиваем свой портер с элем – сидим, разговариваем, очень так приятно, и вдруг молодой человек заявляет:

      – Извините, я посидел бы подольше, но я должен вовремя прийти домой. Мне сегодня предстоит проработать всю ночь до утра.

      – Работать всю ночь до утра? – говорю. – Уж не пекарь ли вы?

      – Нет, – рассмеялся он, – я не пекарь.

      – Я и то не думал, – говорю я. – На пекаря вы не похожи.

      – Нет, – говорит он. – Я чистильщик перчаток.

      В жизни своей не бывал я так удивлен, как в ту минуту, когда услыхал от него эти слова.

      – Вы чистильщик перчаток? В самом деле? – говорю я.

      – Да, – говорит он, – именно.

      – Так не можете ли вы, – говорю я, вынимая из кармана те перчатки, – сказать мне, кто чистил эту пару? Тут у меня с ними вышла, – говорю, – целая история. Я обедал на днях в Ламбете – случайно завернул. Непритязательный ресторанчик. Публика всякая… И вот какой-то джентльмен оставил эти перчатки! Тут я, понимаете, еще с одним джентльменом заключил пари на соверен, что я сумею выяснить, кому они принадлежат. Я уже израсходовал семь шиллингов в попытках разгадать эту загадку; но если бы вы могли мне помочь, я бы с радостью уплатил еще столько же. Видите, тут внутри стоит «Тр.» и крестик.