енужный для вселенной элемент. На войне случается наоборот, лучшие – приносятся в жертву провидению.
Пролог
Лето 1979 года. СССР. Ночной сон, предчувствие
Кругом пыль; серая и взвешенная, словно цемент или пепел. На вкус – морская глина, испеченная на солнце.
Машина резко дернулась и замерла. Звенящая тишина лопнула в один миг, где-то впереди раздался страшный взрыв, стреляли сверху, значит по нашей колонне. Ушные перепонки раскалились от автоматной стрельбы и грохота танковых пулеметов. Я оглянулся и увидел молодых солдат, вопросительно уставившихся на меня. Вдруг снаружи раздался отборный мат, перемешанный с четкими приказаниями нашего командира.
– Что притихли, гаврики? Обделались со страху? Быстро из машины, гвардейцы! Занять оборону! Пулей! Впереди обстрел! С высот лупят «духи»1 прицельно! Сержант, командуй живее!
Потом на секунду все пропало.
– Ча сидим, бойцы? – закричал я на солдат. – Бегом выпрыгнули из машины! Справа, слева по одному, и сразу расползлись, десантура! Фергану2 забыли, «слоны»3? Вперед!
– Ура! – грохнули десантники и резко, один за другим, покинули грузовик по разным бортам.
Через несколько секунд старая машина вдруг заурчала и как-то безвольно, словно мертвая, поехала вперед. Мои последние слова потонули в дьявольском грохоте, словно сама Земля наткнулась на непреодолимое препятствие во вселенной, и произошло то, что уже нельзя поправить, даже Богу. Раздался оглушительный разрыв. Все разлетелось на мелкие и неправильные частички. Странно, совсем нет боли, значит, меня уже нет, как жаль. Я хочу плакать, но не могу. В моих глазах потемнело, словно навсегда пропало солнце. Черная дыра проглотила меня, и я подчинился её мантии. Тело поднялось и полетело высоко в небо. Я увидел наш грузовик, падающий с горного серпантина вниз и, догорающий в тяжелых муках на дне ущелья. Зеленые ветви низкого кустарника нежно обволокли черные остовы бортов, огонь медленно затухал и убаюкивал остатки черной стали и жженой резины. Раздался еще один слабый хлопок, взорвался воздух в последнем уцелевшем колесе, машина умерла и обездвижилась. Тишина и крик орла в синей вышине завершили страшную картину перехода в другое состояние.
Все пройдет, а что пройдет то будет мило. «Мир его праху. И вечный по-ко-й!» – кто же это поет, как в храме? Вдруг я остановился над каким-то облачком, а потом резко полетел вниз будто камень. Принял твердость земли, больно ударился спиной и затылком. Это хорошо, раз мне снова больно. Млечный путь остановился, раздумывая, а что же дальше. Завелся и пошел, буравя тысячи световых лет в бесконечной вселенной…
Сердце мое вновь забилось, видимо несколько минут я просто не слышал его стука. Теперь же оно стучало громко и тяжело, предупреждая меня о новой опасности и не позволяя спать. Очнулся я посреди дороги и незнакомых гор. Болит голова, перед глазами черно-белая картинка: белые горы, словно сахарные, в серой вышине кружит орел. В нескольких метрах догорает еще одна машина, правильнее сказать, догорают ее останки. На камнях валяется помятая темно-зеленая дверь от КамАЗа с огромной красной звездой. Я вновь вижу цвета, пока блеклые. Рядом на песке валяются обугленные солдатские ботинки, каски, руки, ноги, головы. Бурая кровь… Проснуться! Немедленно. «Давай, сержант, просыпайся! Где автомат, гранаты, нож! Где мой штык-нож?»
Я с трудом подобрал под себя колени, встал и поплелся вперед, не зная куда; шатаясь и покачиваясь, словно из тела моего каким-то невероятным способом вытянули позвоночник. Состояние моего потускневшего сознания и выкрученного тела сравнимо с карасем, выпрыгнувшим с раскаленной сковороды. Обратно в речку – поздно, шкура уже поджарилась, обратно на сковородку? Надо просто бежать, сдохнуть в тишине под синим небом. Вот только на месте ли внутренности и голова, неизвестно? Ведь курица сначала тоже бежит недалеко. Без башки далеко не убежишь. Воды, страшно хочется пить, голова и рот на месте. Картинка постепенно становится яркой и цветной. Руки на месте, ноги идут. Живот цел, где кишки? Ха, кажись на месте. Точно… сплю! Впереди, на пути какие-то люди в забинтованных головах… или чалмах… Кто же это, не помню! Ни хрена не помню! Джины, что ли? Разбойники из сказки Али-Баба.… А я что здесь делаю? Какого рожна я очутился в этой сказке? Кто я? Нужно вспомнить, кто я и какую роль играю на этой пыльной дороге.
Впрочем, пейзажик на горизонте, что надо: горные вершины спят под серебристым снегом. Может эти «Хоттабычи» помогут мне все вспомнить и дадут напиться? Но почему? Зачем они смеются надо мной? Я остановился, протянул руку вперед, и попросил у них пить, они опять смеются. Зло ржут беззубыми засохшими ртами. Может это мертвецы или зомби?
Один невысокий бородач вытащил из-за пояса саблю, опустил вниз свой взгляд и направился ко мне. Я интуитивно попятился назад и упал на локти и спину. Под ладонью нащупал камень и вцепился в него. Быстро встал, принял стойку для драки. Басмач поднял лицо и вперился в мои глаза. Взгляд бородача не сулит ничего доброго. Толпа яростно закричала: «Ал-ла, ак-ба…» Не понимаю, но точно