олова, и правый глаз не раскрылся полностью. Пошарив рукой по тумбочке рядом с кроватью, он нашел свой мобильник и поднес его к уху.
– Ну, что ты там, живой? – раздался голос его двоюродного брата, Александра.
– Саша, это ты?
– О, Эрик. Видать хорошо тебе вчера досталось, раз уже голоса не распознаешь, – посмеялся в трубке Александр.
– Голова болит у меня, блин, будто вместо груши боксерской был или выпил накануне бочку водки, – кряхтя, пожаловался Эрик.
– Знаешь, брат, вчера было с тобой и то и другое, – Александр продолжал смеяться над ним.
– Не помню. Напомни…
– Ну ты даешь, брат! Давай, приезжай сюда. Опохмелимся. Расскажем тебе о твоих похождениях вчерашних.
– Слушай, не могу. Не могу подняться с постели. Башка трещит.
– Не бойся. Вылечим тебя. Вызывай такси и приезжай.
– А куда конкретно, брат?
– Ну ты расшибся вчера здорово, брат… На Кудыкину гору! Бар наш. У Ашота. Давай, рули к нам. Мы уже с пацанами подтягиваемся туда.
– Хорошо, через час буду с вами.
Эрик неохотно покинул свою постель. Хотел было уже встать на ноги, но голова закружилось. Решил чуточку присесть на краю кровати. Через несколько минут решительными, но покачивающимися движениями пошел в ванную комнату третьего этажа, рядом с его комнатой. Его мама, Юлия, услышала шум на третьем этаже и, подняв голову в направлении лестниц, крикнула.
– Эрик, дорогой. Завтрак на столе.
Эрик долго смотрел на себя в зеркале. Он не мог поверить, что так плохо было вчера. Левый глаз опух от фингала так, что он не мог пошевелить ресницами даже. На правой нижней челюсти синяк и одутловатость. Хотел расчесаться, но от боли скорчил лицо – там он наткнулся на пару шишек. Хотел покашлять, но почувствовал колющие боли в груди. Чуть привстал на носки и увидел в зеркале синюшности в области грудной клетки. «Черт, это что за… Я что, был мячом на футболе вчера? Это какие козлы с со мной так обошлись?!»
– Эрик, ты скоро? Все стынет на столе!
– Да, иду уже, мать!
Эрик осторожно помыл лицо, затем зубы, при этом чуть плюя кровью. «Блин, хоть зубы целы», – он вытер лицо нежно и, накинув на себя халат, спустился на первый этаж. Там, в огромной гостиной встретила его мама. Увидев разукрашенный портрет сына, она, прикрыв рот ладонью, с ошарашенными глазами, присела на стул перед столом с завтраком.
– Боже, Эрик. Что с тобой? Что случилось?
Он сел за стол, как ни в чем не бывало, сделал глоток чая и заговорил:
– Не знаю, мама. Но скоро узнаю.
– Боже, Эрик. Тебе уже двадцать восемь лет, а ведешь себя, как мальчишка. Ну, когда ты повзрослеешь? Хорошо, что отец в командировке.
– Он всегда в командировке, мама! Подай мне сок, пожалуйста.
– Эрик, тебе скоро надо будет перенять отцовский бизнес. Как ты собираешься это сделать вот так?… Будучи безответственным человеком.
– Мама, – Эрик спешно жевал еду, запивая соком, – вызови мне такси. Я тебя прошу. Поеду. Узнаю, что вчера натворил.
– В таком виде, Эрик. Что подумают люди?…
– Мама, я еду к парням. Думаю, они в таком же состоянии.
– Только будь осторожен, сынок. Не вляпайся опять в неприятности. Если у тебя отпуск, то это не значит, что все позволено. Посмотри, все твои ровесники уже женаты или с невестами. А ты?… Как долго ты собираешься оставаться здесь?…
– Мам, вы уже с папой решили от меня избавиться? – Эрик, докушав бутерброд, бросил взгляд на свою мать.
– Эрик, тебе пора создать семью. Что с этой девушкой, Настей? Красивая девушка из хорошей семьи.
– Мам, она избегать стала меня. Вчера, вроде, я с ней тусовал… – Эрик опустил голову и задумчиво посмотрел на стол.
Его мать недовольно привстала и отошла от стола:
– Твою невесту уведут из под носа, а ты и глазом не моргнешь. Что за мужики пошли?!
Мама все же вызвала такси. Эрик оделся легко по-весеннему и бросил себя на заднее сидение. Вскоре такси покинуло элитный микрорайон с частными домами. Было утро, и улицы Потсдама еще пустовали. Местами лежал мусор, оставленный молодыми людьми вчера вечером. Выходные дни везде тут шумно, кроме района, где он живет.
На берлинских улицах все было наоборот – люди уже суетились на улицах, спеша куда-то, только не на работу. Ему надо было пересечь весь город от западной его части до восточной.
Оказавшись в восточных районах Берлина, русскоговорящий человек может вполне себя почувствовать дома, как, скажем, в каком-нибудь московском микрорайоне. Такие же блочные дома с детскими площадками между домами, построенные еще в социалистическую эпоху, во времена ГДР.
Особенно слышна здесь русская речь в пятничные и субботние вечерние дни. Молодежь громко говорит в магазинах, выбирая, чем повеселиться. Затем задорный разговор и хохот, вперемешку со звоном гитары можно услышать во дворах и улицах района.
Эрик