Новый год – семейный праздник!. Татьяна Веденская

ладательницу хочется немедленно отправить в какой-нибудь профильный санаторий. Синяки под глазами, серый цвет кожи, своеобразная мимика, когда невооруженным глазом видно, что человеку тяжело произносить слова, даже такие короткие, как «да» и «нет». И сегодня, когда прошло много лет, я могу закрыть глаза и вспомнить это чувство – туманящая разум усталость, ватные ноги, непреодолимое желание швырнуть что-то об стену и чтобы разлетелось на тысячи мелких осколков. Кто-то рассказывал мне о кафе, где разрешено бить рюмки о кирпичную стену. В тот год это было бы лучшим местом для меня, чтобы встретить праздник. Но мы с мужем решили по-другому, и могу сказать одно: я действительно этого хотела, очень хотела. Три дня вдвоем с мужем. Только я и он. И сияющий Невский. Впрочем, мне тогда подошел бы любой центральный проспект, лишь бы подальше от моих обожаемых деток. Три дня – это же немного, верно?

      – Питер так Питер, – вздохнул мой отец и добавил: – Может, все-таки останетесь?

      – Мы уже отель забронировали, пап! – Я тут же состроила жалобную моську, и он перестал хмуриться. Папа никогда не мог мне отказать, всегда баловал, всегда шел у меня на поводу. На мой взгляд, именно таким и должен быть настоящий отец. Вот и в этот раз он только вздохнул глубже и кивнул. Сборы начались.

      Помню, я радовалась как ребенок. Мы действительно давно никуда не выезжали с моим мужем, почитай что с момента нашего знакомства. Кризис девяносто восьмого съел все наши накопления, а вялая, как ягодицы старушки, экономика двухтысячных добила окончательно. Мы работали, работали, работали, попутно родив второго ребенка. Кесарево было тяжелым, с осложнениями, потом дочь долго лежала в реанимации, и каждый день, когда врач говорил мне, что состояние ее «стабильно тяжелое», что-то внутри меня обрывалось и летело в пропасть, где разбивалось о камни. Когда нам все же отдали ребенка, я поверить не могла, что она со мной и что она такая крошечная. Она спала только у нас на груди, как котенок, которому холодно в любом другом месте. Мы дежурили посменно, то я лежу, муж ходит, то муж лежит, я могу распрямиться, хоть обед сварить. Но такая роскошь – не каждый день.

      Старшая дочь – стойкий оловянный солдатик. Спрашиваю:

      – Ты не против, если мы с папой уедем на три дня?

      – Я – «за», – отвечает терпеливый ребенок, не хочет расстраивать маму. Она-то все видит, она слышала, как я кричала, что если не высплюсь так, чтобы хотя бы одну ночь – от начала до конца, то сойду с ума. – Только привезите мне что-нибудь.

      – Что? – уточняю.

      – Привезите пони, – отвечает она. Ребенок! Шесть лет, а мир вокруг нее уже непоправимо изменился. Какой-то психолог сказал мне, что старший ребенок – это развенчанный король. Он теряет свое положение раз и навсегда, когда рождается второй ребенок. И этого потерянного королевства ему искать всю жизнь. Ищем, ищем.

      – Езжайте уже, – машет рукой мама.

      Условие простое. С утра пораньше мы привозим деток, помогаем со всеми приготовлениями и убираемся восвояси, то бишь в Питер. Родители-кукушки. Родители-ехидны. Последнее – так, в шутку, конечно. А мне все равно, я не в силах отказаться от мечты. Как представлю, что мы с мужем будем гулять, разговаривать, гулять, разговаривать… Конечно, я знаю, что дети будут скучать. Я тоже стану скучать. Я уже скучаю. И даже само это чувство, эта возможность соскучиться по любимым дочкам меня очаровывает. Не устать от них, да так, чтобы к концу дня закрывать уши ладонями, а соскучиться. Вот это будет красота. Идеальный Новый год. Мы позвоним им по скайпу.

      Конечно, не без чувства вины, куда уж без него. Жизнь жены и матери – это коктейль из усталости и чувства вины, с тонкой, изысканной ноткой любви, щепоткой нежности и с добавлением моря из самых разных поцелуев по вкусу. На ночь – когда прикасаешься губами к нежным щечкам спящих котяток, и наутро, на прощание перед дверями садика, в ручку, которую порезали, чтобы не было «бо-бо», и такие, которыми можно защекотать. Иногда поцелуи становятся страстными, такими, которые украдкой даришь мужу, но так, чтобы дети не проснулись. Московские стены тонки.