о #легкийбризсвонючейлужи #любилюбовь #похвалаглупостиавтора #каковпоптаковидоход #милёотченьмилё #бубнызабубенные #упределавечности #ленинлюбилкошекасталинсапоги
МАНИФЕСТ. Не принадлежа ни к одному из родов войск, женщина купалась в фонтане. Он искристо сыпал брызги и бил струями. Голубой крахмал платья на ней все более терял воздушность и, намокая, живо обтекал аквамариновой холстинкой плечи и руки, грудь и живот, затекал меж ног и сливался с зыбкой волной фонтана. Ладони ее, разрывавшие воду, были бледны, и пальцы легки до полупрозрачности.
Вырастая белыми кудрями из солнечного камня тротуара, на парапет тянулась всем своими сытым собачьим тельцем, вышедшая из моды болонка, цепляющаяся коготками за осклизлую грань и элегически глядящая слезящимися от жары коричневыми глазками на беспечную хозяйку, отдающуюся в недрах фонтана прохладе воды.
Уливаясь потом, тучный сырой мужчина, дуя мимолетно на брюссельское кружево пивной пены, выпускающей в ответ прохладу льда, с нетерпением ждал, когда же платье окончательно стечет в воду и выпустит наружу золотистое тело, и солнцем блещущая вода охватит его, огладит и обласкает в самых недоступных местах.
Желтые, зеленые, малиновые и голубые шелка pare-soleil над окнами кафе и песочная плитка la piccola area своею прибрежной адриатической пестротой превращали фонтан в море.
Под оранжевыми с атласным лоском зонтами сидели в жаркой цветной тени люди в тонких тканях одежд и в изысканных шляпах из легкой итальянской соломки. Они утопали в газовом роспуске апельсинового отсвета зонтов и пихали серебряными ложечками за персиковые щеки шарики орехового, совершенно телесного, мороженого, вытирая задок ложечки о пунцовые сладкие губы. Крупные золотистые осы гудели и гнули острые брюшка над благоухающими креманками, в их больших сетчатых глазах голубой майоликой отливали кусочки синего мармелада, наваленного горкой на блюдо из резного молочного фарфора.
Дети млели.
Голубые мотыльки с золотыми от пыльцы усиками порхали среди лимонно-желтых и алых маков на иссохшей до шелеста циновке, изгибающейся в мареве солнца у самых столиков и защищающей их от яркости дня.
Глядя на картину неизвестного художника, где ажурный белый кое-как сложенный зонт лежал на влажном потемневшем парапете фонтана, над заводью его зелени в уголке, так небрежно, точно вот-вот упадет в воду, можно было почувствовать, как испаряются в горячем воздухе брызги, как прохладно под платьем тело, как свежи губы женщины, не знающей, что значит разбить о голову бутылку, счастливо не угадав в темя.
А писать о том, чего не было – не в привычках автора.
1
Трудно было угадать, сколько ему лет.
Он делался моложе, когда злился и глаза начинали светиться.
Сам он вообще никогда не думал о возрасте.
Он не думал о внешности.
Знал, что женщины любят за толстый бумажник (каменная стена); за красивые слова, особенно в стихах из томиков лирики (ушами); за дерзость и хулиганство (по глупости и молодости лет, по подспудному ощущению воспринимая агрессию как бонус в эволюционном отборе); за мужественный взгляд (в период овуляции).
Глядя в зеркало, он видел этот взгляд под густыми соломенными волосами, оттенявшими золотистую смуглую, словно бы с вечным загаром кожу лица. Он был человек-песок, и глаза его были осенние – зеленовато-желтые. На солнце они превращались в медовые гелиодоры. Под низким с тучами небом – в просветленные опалы.
Очерченные четко губы и твердо стоящий подбородок говорили о несгибаемом решительном характере и о ясном взгляде на вещи. Успех в жизни ему был гарантирован.
Но успеха не было.
В молодости он был в своем роде уникальным бойцом, ему прочили блестящее будущее. Но молодость прошла, оставив на память порванные сухожилия кистей, а на левой руке – сочетанный перелом: компрессионный – пальцев и «женский» луча в типичном месте. Это «типичное место» – дистальный метаэпифиз лучевой кости, здесь она тоньше всего. Обычно такой перелом зарабатывают женщины, упав на вытянутую руку, так как у них генетически обусловлена более мягкая структура костной ткани. Природа не сумела отделить у них хрупкость от нежности, иногда, впрочем, скаредно обделяя нежностью, но оставляя слабые кости и нагнетая требующую забот капризную хрупкость.
– У вас нетипичный перелом в типичном месте, – мрачно пошутил, нависавший горой над столом, хирург, разглядывая рентгеновский снимок и косясь на анализы. – Биохимия отражает полное насыщение крови микроэлементами, кальция в достатке. Кости у вас, извините, как у быка. Их сломать только ломом можно. Как же это вы?.. Еще и сухожилия в лохмотья, и пальцы всмятку. В дробилку, что ли, руку засунули?
Бой проходил на нейтральной территории, в чужом городе. Врач не знал его.
– Поздоровался неудачно, – сказал Илья. И тоже пошутил: – Ходить буду?
Врач посмотрел на его изодранное лицо с бледной полоской шрама под левым глазом, с рассеченными в нескольких местах бровями, и до него вдруг дошло:
– А в реанимации тот, с кем