Через час начнет светать. Даже напившись и опасаясь ее гнева, Валера всегда приходил домой до полуночи, но сегодня все было по-другому. Она это чувствовала – пресловутое материнское чутье.
Едва часы мелодично отпраздновали окончание еще одного часа, она достала потрепанный телефонный справочник, подняла трубку старомодного телефона и набрала номер первой больницы. Ожидая ответа, она не сводила глаз с портрета, перевязанного траурной лентой. Оттуда на Нину смотрел с укоризной серьезный мужчина средних лет. Протокольная фотография, даже близко не напоминающая оригинал. В миллионный раз она задавала своему молчаливому собеседнику один и тот же, набивший оскомину и иссушивший душу, вопрос: почему?
Почему их обычная, ничем не примечательная жизнь, заполненная до краев тихим счастьем, в один день развалилась и ухнула в пропасть? Почему так вышло, что их единственный, желанный и горячо любимый сын стал трудным подростком? А она, отдавшая ему всю себя, не смогла с этим справиться? Почему рядом не оказалось крепкой руки отца и надежного плеча мужа? Чем они прогневили высшие силы, что те направили навстречу серьезному мужчине, теперь навсегда застывшему на портрете, грузовик с уставшим водителем за рулем?
На все эти «почему» у портрета не было ответов. Нина с трудом, но пережила боль от ухода единственной любви и смирилась с потерей. После двух месяцев в неврологии и долгих лет походов по специалистам она продолжила жить с половиной сердца. Но с чем она так и не смогла смириться, так это с тем, что ее мальчик ломает себе жизнь, а она, Нина, ничего не может с этим сделать.
Больницы одна за другой сообщали, что к ним не поступал шестнадцатилетний Валерий Мальцев. Поговорив с уставшей дежурной по последнему номеру в списке, Нина повесила трубку и некоторое время сидела молча на табуретке, сложив на коленях руки с коротко подстриженными чистыми ногтями. Затем сорвалась с места и направилась к небольшой кладовке за пылесосом. Часы показывали половину пятого утра. Завтра обязательно надо будет извиниться перед соседями и попытаться им все объяснить. Хотя и объяснять ничего не надо. Все в курсе проблем, ведь половина жителей района в свое время прошла через ее учительские руки. Нина знала, что люди ей сочувствуют, жалеют. И стараются держаться от нее подальше, как от прокаженной.
Пропылесосив в четвертый раз за сутки небольшую двухкомнатную квартиру, в которую они переехали после смерти Сережи, Нина вымыла полы и смахнула несуществующую пыль. Стрелка щелкнула, просигнализировав пять утра. Дальше тянуть не имело смысла.
Дрожащей рукой Нина нашла в справочнике номер городского морга и, прослушав длинные гудки, спросила у наконец ответившего дежурного, не поступал ли к ним шестнадцатилетний мальчик. Услышав ответ, как-то разом обмякла и чуть не упала со стула. Поблагодарив уставшего санитара, Нина тут же набрала номер полиции и попыталась заявить о пропаже сына. К сожалению, в отделении слишком хорошо знали Валеру Мальцева, чтобы отнестись к ее заявлению с должным вниманием и сочувствием. За последние два года у сына было уже несколько приводов – два за драку, один за мелкое воровство и еще один за вандализм. Сказали перезвонить, если не вернется через трое суток.
Нина не справлялась. Чувствовала себя неловкой наездницей, чья лошадь понесла, вырвав из рук поводья. Подумав, не убрать ли ей еще раз и без того вычищенную до блеска квартиру, Нина решила пощадить соседей. Она встала со стула и в очередной раз прошла в комнату Валеры, стараясь не смотреть в большое зеркало, которое когда-то сама повесила при входе. В последнее время она вообще старалась не смотреть в зеркала, понимая, что ее время прошло. Сорок восемь лет. Еще чуть-чуть, и отпразднует полувековой юбилей. Впрочем, кого обманывать? Праздновать она его совершенно точно не будет.
Комната Валеры выглядела аскетично – кровать под серым казарменным одеялом, которое подарил отец. Одеяло вытерлось, и белесые проплешины грозили превратиться в дыры, но Валера не желал с ним расставаться, а она и не настаивала. Старый лакированный шифоньер, чьи дверцы держались исключительно благодаря крепкому замку. Письменный стол, потертый жизнью и небрежным Валериным отношением. И книжные полки. Раньше Валера читал взапой, но после смерти Сережи не прикоснулся ни к одной книге. Постер с Led Zeppellin. Потертые желтые обои, скромная тканевая люстра и небольшая лампа на столе. У ее сына не было дорогих вещей и милых сердцу безделушек. У него не было увлечений и интересов…
Додумать Нина не успела. За входной дверью раздался шум, и кто-то безуспешно попытался вставить ключ в замок. В два шага преодолев крошечную комнату и коридор, Нина распахнула входную дверь. Валера едва стоял на ногах.
– Доброе утро, – с трудом ворочая языком, поздоровался он и, пройдя мимо матери прямо в ботинках, направился в свою комнату. Нина решила не акцентировать внимание на мелочах, бросилась за сыном, схватила за руку.
– Где ты был? – дрожащим от слез голосом спросила она и, выдохнув, сдулась, словно воздушный шарик, из которого резко выпустили воздух.
Жив. Слава богу, жив!
– В школе, – Валера вырвал руку у матери и рухнул на кровать.
– В школе? – тупо переспросила Нина и сделала