сукном, скрывающим цветастые обои. Непроницаемая ткань покрывала и окна тоже, не давая дневному свету попадать внутрь помещения. На всех горизонтальных поверхностях стояли горящие свечи, из-за пляшущего пламени которых в этом полутемном помещении мелькали беспокойные тени. Завтра лишь близкие родственники и друзья будут сопровождать этот гроб в церковь на церемонию похорон, а пока что прийти и проститься с усопшей могли все желающие. Люди заходили и уходили, меняя при необходимости свечи. Помещение все время было освещено, и тело ни на минуту не оставалось в полном одиночестве.
– Так трагично, – сказала одна дама с похожим на клюв носом, слегка помахав своим бутербродом с ветчиной с таким категоричным видом, как будто именно она первой сделала подобное замечание по поводу этого печального события.
– Как, по-вашему, у ее дочерей останутся хоть какие-то воспоминания о ней? – спросила другая дама, окидывая взглядом комнату в поиске маленьких девочек.
– Сомневаюсь. Им ведь, насколько мне известно, лишь десять и восемь лет от роду. Они еще совсем малышки. Но это, конечно же, даже к лучшему.
Грасиэла, герцогиня Отенберри, допила остатки своего лимонада в надежде на то, что они изгонят кислый привкус у нее изо рта. Затем она посмотрела тоскливым взглядом в сторону двери, подумывая о том, что пора бы уже отсюда и уйти.
Это к лучшему, что они забудут свою мать? Тогда получится так, как будто ее никогда не было на свете, как будто она стала прахом, развеянным по ветру, и эти пустомели еще заявляют, что это будет к лучшему?! Она полагала, что они ошибаются. Что они абсолютно не правы.
Скончавшаяся недавно леди Вандерхолл была ее подругой. Подруг у Грасиэлы было очень мало, а потому она переживала эту утрату весьма болезненно.
Как только до нее донеслись слухи о неожиданной кончине Эванджелин в результате несчастного случая во время поездки верхом, Грасиэла отправилась из своего поместья – поместья Отенберри – в Лондон, чтобы почтить память умершей. При этом ей пришлось оставить в поместье свою дочь и падчерицу. Не было смысла тащить их в такую даль ради столь мрачного мероприятия, как похороны, тем более что с леди Вандерхолл они почти не были знакомы.
Как бы там ни было, ее дочь и падчерица остались в поместье. В это время года развлечений в Лондоне было очень и очень мало. Лепить в поместье снеговиков, съезжать на санках по склонам холмов и читать Байрона перед камином, прихлебывая какао, – такое времяпрепровождение было для ее девочек более привлекательным. По правде говоря, в данный момент оно казалось более привлекательным и для Грасиэлы. Находиться в этом доме становилось для нее попросту невыносимым. Она и так уже пришла в уныние из-за смерти подруги, а тут еще эти женщины, усугубляющие ее горе своими неуместными репликами.
Ей было почти невмоготу находиться здесь, на этой церемонии прощания с бедняжкой Эванджелин. А ведь завтра, на похоронах, ей будет еще тяжелее…
– Скопище всякой швали.
Возле нее остановилась Мэри-Ребекка – пожалуй, единственная оставшаяся теперь у нее верная подруга.
Как и Грасиэла, леди Толбот была молодой вдовой, не пользующейся большим благоволением со стороны светского общества. Они здесь были чужачками с самого начала. Мэри-Ребекка была ирландкой, а Грасиэла приехала в Англию из Испании. Наверняка далеко не одна леди мысленно обвиняла их в том, что они «отняли» мужа у какой-нибудь более подходящей для него английской леди. Когда Грасиэла только приехала в Англию в возрасте каких-нибудь восемнадцати лет, она слышала, как люди тихонько шушукаются у нее за спиной, но и теперь, когда ей уже исполнилось тридцать пять, она по-прежнему слышала это шушуканье. В жизни всегда есть что-то такое, что никогда не меняется.
– О боже, они, как мне кажется, наслаждаются этим, – прошептала Мэри-Ребекка. – Несчастья других людей дают им возможность почувствовать себя лучше в их ничем не примечательной жизни.
Грасиэла покосилась на подругу и поднесла чашку к губам:
– Думаю, для сегодняшнего дня мы проявили по отношению к усопшей уже достаточно уважения.
– Совершенно верно. – Мэри-Ребекка кивнула в знак согласия и отвернулась. – Ну так что, уйдем отсюда?
Они направились к выходу из дома, провожаемые несколькими откровенно недоброжелательными взглядами.
– Наш дом сейчас в моем полном распоряжении, – сообщила Грасиэла, надевая перчатки в ожидании того, когда подадут ее карету и карету подруги. Выйдя на крыльцо, она стояла на ступенях и зябко куталась в свой плащ, отороченный горностаевым мехом. С сумрачного неба падали редкие снежинки. – Может, поедешь со мной и чем-нибудь подкрепишься? Мы вдвоем помянем Эванджелин, а затем ты можешь рассказать о том, как прошел твой недавний отдых с детьми. Мне хотелось бы об этом услышать.
– Дом в твоем полном распоряжении? Даже не верится! Когда я выезжала сегодня после полудня, мои мальчики дрались друг с другом деревянными мечами, а дочка устроила истерику из-за того, что она не могла найти свою любимую китайскую шаль. – Мэри-Ребекка посмотрела вверх, на небо. – И виноватой в этом почему-то оказалась