Берёт водку, и ей уже хочется сказать «стоп». Он сам – как крепкий алкоголь. Достаточно одного глотка, чтобы крышу сорвало. Но Алиса ждёт, что будет дальше. Несколько капель ананасового сока, мятный ликёр, и она морщится – должно быть, на вкус будет настоящая гадость.
– Ты перепутал ингредиенты.
– Я хотел сделать твой секс на пляже особенным.
Глоток через соломинку – не так ужасно, как казалось. А вот крепость зашкаливает. Градус повышается с каждой секундой.
– Тебе удалось.
– Уже? Я даже не начинал стараться.
– Боюсь представить, что будет, когда начнёшь.
– А ты не бойся. Представь.
Он улыбается. Алиса проводит языком по губам, слизывая с них терпкий, ни на что не похожий вкус.
– Считай, что представила.
– Запомни этот момент. Я перекурю и вернусь.
Он уходит, оставляя ей сожаление, смешанное с предвкушением. Горечь сигаретного дыма явственно ощущается в воздухе, хотя, здесь не курят. У Алисы просто слишком бурная фантазия. Она представляет, как будет сцеловывать с его губ привкус ароматного табака. Как смешает его с мятным ликёром и водкой, заставляя и его вспомнить то, что уже было.
– Не занято?
Рядом снова он, только успел сменить полумаску на другую. А сигаретами от него не пахнет. Совсем. Врал?
– Не занято. – Голос предаёт, в него вплетаются нотки хрипотцы. – Выпьем?
– Что предпочитаешь?
– Секс. – И после паузы: – На пляже.
– Жаль. Там холодно. А наверху – нет.
Так откровенно её ещё не снимали. Но разве она сама не хочет того же? Залпом допивает коктейль. На губах – прохлада мятного ликёра. Всё же он чертовски не подходит для секса. На пляже.
– Тогда идём наверх. Не люблю, когда холодно.
Комната большая, с царящим в ней полумраком и тенями, причудливо затаившимися в углах. Поцелуй жадный, будто изголодались оба, и быстрый, словно не хотели насытиться слишком быстро.
– Предпочтёшь сделать вид, что мы незнакомы? – произносит, задыхаясь, стаскивая с него рубашку.
– А мы знакомы? – отвечает хрипло, почти срывая с неё платье. Это как игра, где правил нет.
– Наверное… нет.
Дыхание сбито, как от удара поддых. И боль – такая же сильная. От того, что его – слишком мало. От того, что готова дать слишком много. Всего слишком.
Она обнажена, и кожи касается прохладный воздух, разгоняя кровь по венам до сверхзвуковой. На лице полумаска, и это всё, что он позволяет ей оставить. Рывком поднимает, понуждая обвить его торс ногами. Кожа к коже. Он сильный и большой. Его мышцы бугрятся на груди, высоко вздымающейся от каждого глубокого вдоха.
Снова поцелуй – только теперь долгий, как клеймо, которое нужно впечатать в кожу, чтобы остался болезненный след. Вкус его губ сводит с ума. Знакомый и незнакомый одновременно. В тот раз они не играли, сейчас – она следовала его правилам.
Насаживает на себя неожиданно, одним размашистым движением. Просто приподнимает над собой и безошибочно оказывается глубоко. Настолько внутри, что хочется кричать.
Смотрит в глаза, но ответить на немой вопрос не позволяет – начинает двигаться также размашисто и быстро, будто между ними – лишь несколько украденных минут. И она подчиняется – только держится за его плечи, оставляя на них алые борозды царапин.
Алиса не слышит, но чувствует, как их уединение нарушают. Сначала замирает Марк, застывает на несколько мгновений, после чего продолжает двигаться, неспешно, намеренно-медленно. Она оборачивается, и вскрик удивления застывает на губах. Опьянение в крови играет с Алисой злую шутку: ей кажется, что у неё двоится в глазах.
Вернувшись взглядом к тому, кто смотрит на неё с усмешкой, спрашивает глазами: «Неужели есть кто-то настолько на тебя похожий?»
А потом всё становится неважным. Её больше нет. Есть только острое болезненное удовольствие. Когда волосы в горсть, и крики до хрипа.
Когда они оба везде – заполняют собой, двигаясь то размеренно, с чётким тактом, то хаотично и быстро, словно наперегонки. А она стонет, не сдерживаясь, и плевать, что услышат все.
Просыпается утром. На смятых простынях, хранящих запах секса. Влажных и сбитых. Тело отзывается приятной болью, затаившейся в каждой клеточке. И воспоминаниями о том, как её брали ночью. Не спрашивая разрешения ни на что, зная, что ей нравится.
Зная, что сходила с ума.
Что готова была умолять продолжать.
Что готова была не отпускать – ни одного, ни другого.
Таких разных и таких похожих.
Потягивается, словно сытая кошка, зажмурившись от яркого солнца, проникающего сквозь неплотно задёрнутые шторы. Такого с ней не делал никто и никогда, но это и сводило с ума. Не спрашивая её разрешения, зная все её порочные мысли до единой, её брали, будто принадлежащую им вещь, при этом удовлетворив все