родолжал валяться в постели и лениво хлопать веками, не обращая внимания на крики Йонге. Вот уже семнадцать лет ему приходится терпеть прокуренный голос и алкоголический вид этого старика.
Дверь распахнулась, и на пороге комнаты появился Йонге, как обычно с сигаретой в зубах и красными от бессонной ночи глазами. Это был скрюченный старик, потрепанный жизнью, ворчливый и вечно чем-то недовольный. Неизвестно, как он жил до переезда в эту деревню с маленьким племянником на руках, но поговаривали, будто прибыл он из столицы, где обитал среди богатых и знатных семей. Однако, это всего лишь слухи.
– Я кому сказал: хватит дрыхнуть и валяться без дела! Живо поднимай свой ленивый зад с кровати и марш за работу!
– Йо-онге, – немного сонным голосом, старательно потягиваясь, начал мычать Оливьер, – ты разве не слышал о том, что если после пробуждения человек еще немного полежит в постели и просто насладится прекрасным утром, это положительно повлияет на его здоровье? Считай, я оздоравливаюсь!
Оливьер был племянником этого старика. Он не помнил ни то, где родился, ни кем были его родители. Йонге же ничего ему не рассказывал. По природе своей этот парень отличался острым умом, но при этом всегда создавал впечатление человека недалекого. Внешностью мальчик тоже не особо вышел, как ему самому казалось. У него были прекрасные черные, как ночное небо, волосы, засолившиеся от пыли и грязи, острый нос, который выдавал в юноше кровь северного племени эудов и золотые с коричневым отливом глаза. Многие люди удивлялись, как этот паренек на ногах-то стоит, ведь тело его напоминало бобовый стручок: такое же тонкое и хлипкое, и широкие плечи смотрелись на нем неестественно.
– Негодяй, ты еще смеешь устанавливать в этом доме свои правила?!
Старик был в бешенстве. Он вмиг оказался у кровати – по пути запнувшись об собственную ногу и быстро восстановив равновесие, – и стянул одеяло со своего подопечного. От увиденного у пожилого мужчины изо рта выпала последняя сигарета: Оливьер преспокойно лежал на кровати, закинув руки за голову, в чем мать родила. Ребра некрасиво проглядывали сквозь тонкую благородно бледную кожу, живот впал, на левом бедре красовалось фиолетовое, словно синяк, родимое пятно. Выглядело оно как вытянутая верхняя часть перевернутой пентаграммы, нижние лучи которой проходят через букву «V», загибаясь к верху. Оливьер родился с этим пятном, и никогда не предавал ему мистического значения, о котором по пьяне толковал Йонге.
– Между прочим, сон нагишом нормализует работу сальных желез, – подметил парень, гордясь своими знаниями в области медицины.
Старик сердито откинул в сторону старое дырявое одеяло и в еще большей ярости выбежал из комнаты, прихрамывая на больную ногу.
– Живо одевайся и за работу! – кричал он, уходя.
– Эх, он неисправим, – протянул Оливьер и нехотя встал с кровати.
Паренек окинул озорным взглядом небольшую пыльную комнатушку, заваленную всяким хламом, в которую почти не проникал солнечный свет, и среди кучи грязного или чистого белья он нашел свою повседневную одежду. Натянув на себя вещи, Оливьер открыл окно, чтобы все накопившиеся за ночь микробы выветрились.
– Какое хорошее, свежее утро! – радостно воскликнул он, открываясь редким лучам и вдыхая в себя столб дорожной пыли, которую пустил проезжающий мимо мужик на телеге. Парень зачихался.
– Похоже, я поторопился с выводами, – прохрипел юноша, отмахиваясь.
– Сколько можно тебя ждать, огрызок?! – доносились с кухни крики Йонге.
– Иду, дядя!
Оливьер уже почти прикоснулся к дверной ручке, когда вдруг почувствовал, что что-то забыл. Такое часто у него случалось: парень был рассеян не по годам, но сам он этого никогда не признавал.
Затормозив у двери, Оливьер кинул случайный взгляд на стул и увидел на нем темно-зеленого цвета сумку, заплатанную разноцветными тряпочками – это был именно тот предмет, который заставил мозг юноши изрядно поднапрячься. Щелкнув пальцами, Оливьер схватил сумку и повесил ее через плечо. Эта потрепанная вещь, до которой и дотронуться-то было страшно, много значила для парня, чего нельзя было сказать по первому впечатлению.
Выйдя из старого маленького полуразвалившегося дома старика Йонге, паренек схватил несколько корзин, стоявших у порога, в которых лежали небольшие бутылочки с разноцветными жидкостями, сказал дяде, что пойдет на рынок немного раньше и влился в огромную толпу прохожих, сметающую всех не справившихся с ее быстрым движением. От этих людей чаще всего дурно пахло, и выглядели они тоже не очень привлекательно: грязно, устало и злобно.
Все очень спешили на рынок: кто-то продавать, а кто-то покупать, ведь сегодня был самый любимый день в году у всей деревни – ярмарка Зальцгорта. В этот день на рынке продают все, что только можно: начиная от драконов и заканчивая обычной булавкой – причем все можно купить по невероятно низкой цене. Просто рай для торговцев и покупателей.
Зальцгорт – огромное королевство, распростершееся на несколько тысяч километров, властно занимая