idero
0
Не пролог, но записка, в которой я пытаюсь объяснить важный момент
Дорогие читатели (обращение, которое смущало меня в начале, но я привыкла к нему настолько, что боюсь никогда не избавиться), читатели, я не чувствовала нужды объясниться, но важный человек настаивает, что это необходимо.
Я попыталась доказать ей, что никто не прочитает, никто не должен, но она упрямилась, убеждала, что если она смогла, то, возможно, доберутся и другие. Я не думаю, что это так. Она прочитала, конечно, но только потому, что изнывала от любопытства и не уставала повторять, что имеет право знать, что творилось в моей голове в те дни, что она так и не смогла разобраться и мои рассказы никогда не помогали.
– К тому же, зачем ты постоянно обращаешься к читателям, если не рассчитываешь, что они будут?
Я не знала. Я писала не потому, что хотела поделиться, или объяснить что-то, или в чем-то разобраться. Я писала днем, когда на улице было невыносимо жарко, а мы из-за определенных (то есть не тех, о которых я хотела бы говорить) обстоятельств были вынуждены оставаться внутри, и она постоянно спала, а я понимала, что сойду с ума, если буду только любоваться ею или смотреть в окно, как дрожит разогревшийся чистый воздух. Я писала по ночам, когда не могла уснуть, когда меня начинало мутить от подсчета овец, или если фильм, который мы смотрели, становился слишком скучным, и под рукой не было книг, и в интернете не было новостей, и я не хотела шевелить ничем, кроме пальцев.
Формально мы были дома потому, что ей нездоровилось. На самом деле нездоровилось мне – я настаиваю, что эта повесть не попытка справиться со старой травмой, но, возможно, могу согласиться с тем, что это попытка справиться с чем-то другим, новым и пугающим.
Но неважно, неважно, она хотела, чтобы я оговорила, и я оговариваю – это не вполне история о любви, точно не история о поисках себя, и – самое важное – это не детективная история. Что же тогда?
Я предложила мемуары, но ей не понравилось. Она предложила очерк о небольшом периоде жизни, но это не понравилось мне. Мы спорили – неожиданно долго для такой мелочи, и наконец я предложила прелюдию.
– Прелюдию к чему?
– К нам.
Она иногда жаловалась, что со мной невозможно спорить, что я нечестно выигрываю любую дискуссию. Но в этот раз, думаю, я была совершенно права.
1
Очень хорошо, особенно когда ты только начинающая сотрудница важного муниципального или государственного учреждения и склонна к совершению глупых ошибок, чтобы твой руководитель Я. рявкнул:
– Агата! Немедленно сюда!
А дальше, когда ты пристроилась на рассыпающемся стуле, в качестве ножек которого служили отполированные до черноты обломки деревянных швабр и пластиковые, зеленый и синий, – от мопов, дальше, когда он героически раздвинул завалы папок так, чтобы и тебя видеть, и ничего не уронить, когда стол задумчиво проскрипел, но решил не падать, когда то же решило кресло, было бы хорошо чтобы Я. сказал:
– Короче, слушай сюда. В нашей работе сплошные подводные камни и никаких наводных, и говна ты всякого повидаешь и херни наделаешь невообразимое множество, но вот тебе одно из самых важных правил
никогда
даже если ты не просто уверена, а видела своими глазами
никогда
не подкладывай улики подозреваемым —
особенно пока ты еще неопытная малолетка и не посоветовалась с теми, кто в этом разбирается.
(Это, конечно, не самое важное правило, но не бывает в нашей работе самого важного, любое – всегда только одно из. А на слове «невообразимое» в его речи стоило бы немножко улыбнуться, совсем чуть-чуть, чтобы показать, да, заметила, что оно из моих перекочевало в ваши, и рада этому).
После этого ты, ну то есть я, встала бы, покивала, обдумала совет, сказала бы, я бы никогда, но все же поблагодарила бы, и вышла из этого пыльного и разваливающегося кабинета, и все было бы хорошо.
Плохо было то, что он этого не сделал.
Безусловно, плохо было и все остальное – начиная с моей ошибки и заканчивая моей другой ошибкой, и тут, наверное, надо бы объяснить. Дело было простое, поэтому его и доверили мне и всего-то на четвертый день службы – обвинить бы в этом азиатское суеверие, что четыре – это дурной знак, но если кого-то и винить, то только себя.
Дело было простое, потерпевшая его опознала, результаты пришли положительные для нас, но я виделась с ним – заметила, как уверенно он держится, как надменно смотрит на нас и особенно на нее, как он едва вслух не смеется, что всех нас ловко перехитрил – и мне было нужно, понимаете, дорогие читатели, мне было необходимо что-то сделать. В небольшое оправдание – план ведь был не в том, чтобы подбросить ему в машину ее изорванное белье, а в том, что, когда его снова вызовут в отделение, я проникну в квартиру и гараж и найду настоящие улики – постфактум я понимаю, что это меня не оправдывает, но в этом ведь фокус всего