is>
Какая драма!
Зашла в Овальный кабинет —
А там Обама, —
бойкие девичьи голоса вытащили меня из дурного сна. Там двое в резиновых фартуках распластали меня на столе. Плотный курчавый брюнет распиливал мой череп, а немолодой красавец-атлет с ослепительно белой шевелюрой командовал процессом.
– Готов? – спрашивал блондин. – Теперь осторожнее, мозг не задень. На, держи. Да аккуратней внедряй, аккуратнее. Закрывай и заклеивай. Волосы ему причеши. Всё, закончили.
– Белый, зачем? – спрашивал я блондина.
– Тебе знать не положено. Операция засекречена, гриф «АС», абсолютно сугубо, – и, уже брюнету. – Активируй.
В уши ворвался рёв и грохот – и я проснулся.
А наяву ещё гаже. Мы с дочкой угодили в огромную пещеру; из глубины выскочил чёрный хищник – за нами началась охота. Я рвал Катюшку за собой, но плотный, как вода, воздух туго пеленал ноги и руки.
Да ведь и это – сон…
Радио хрюкнуло и завершило прерванный шлягер:
…Зашла в Овальный кабинет —
А там Обама.
– Вы слушали хит сезона «Овальные страдания» в исполнении группы «Кузькина мать».
Поезд замедлял ход. Июльское утреннее солнце било прямо в окно.
– Граждане пассажиры, – чеканный голос вконец развеял дремоту. – Наш поезд находится в шлюзе. В Большую Зону мы прибываем через тридцать минут. Прослушайте правила поведения в Би Зед.
Радио замолчало, будто подыскивая нужные слова, и вновь ожило.
– Правило первое. Командированные на один день должны покинуть Большую Зону засветло. В противном случае Российская Федерация не отвечает за вашу жизнь и здоровье. Правило второе. Прочие прибывшие в Би Зед руководствуются понятиями Большой Зоны. Иначе ваша безопасность не гарантируется. Приготовьте вещи к досмотру.
Кто бы сказал – не поверил. Трёх часов не пройдёт – и я нарушу главные понятия Большой Зоны. А заодно и серьёзные статьи Уголовного кодекса.
Дверь открылась, в купе заглянула светленькая проводница с овальным бейджиком на высокой груди: «Наталья. 2.000».
Две тысячи – чего? Часов трудового стажа? Ладно, без интереса, сегодня же обратно.
– Распишитесь за ознакомление с правилами, – Наталья протянула журнал. – Прошу сдать гаджет.
– А линейка логарифмическая дозволяется?
– Пожалуйста, – улыбнулась. – И даже калькулятор не грех.
А девочка с юмором, на Катюшку похожа.
* * *
– Папуль, я не хочу, чтобы ты ехал туда.
– Всё будет хорошо, Катёнок. Там ведь тоже люди.
– Нет, преступники. И ещё говорят, оттуда не все возвращаются. Уедет человек – и пропал, никаких следов.
– Так бывает, но редко. Да я всего на день, даже очки не беру для близи.
– Опять ты со своими очками, папа. Ну кто их сейчас носит? Поставь, наконец, линзы.
– Мне так привычнее, доча.
– Пап, у меня предчувствие…
– Катюша, я вернусь, обязательно вернусь.
– Обещаешь?
– Век свободы не видать.
Двадцать тысяч нужны срочно, ей на хирургию. И два раза в год по пять штук – на поддержку, чтоб исключить рецидивы. Слава богу, тема в Би Зед подвернулась, на Материке такие деньги нынче не взять.
За окном проплывает глухая бетонная стена со свёрнутой спиралью колючкой.
* * *
На станции меня ждали.
– Добро пожаловать в каменный век, – похожий на колобка мужичок в синем комбинезоне протянул руку. – Пухлый.
– Александр…
– Хренушки. Будешь у нас Доцентом, на весь день. Так решили. Ну, пошли.
Он заглянул мне в глаза:
– Я, между прочим, тоже кандидат наук. А здесь по контракту, из пяти лет полгода осталось. Хочу продлить.
– На пять лет – добровольно?
– А что делать? Жена больная, детей трое. На Материке-то нынче не заработаешь. А нам каждый год полсотни надо.
– Пятьдесят штук? Рашенбаксов?
– Да я здесь больше имею, только расходы, туда-сюда.
Пухлый отстал и, снова нагнав меня, подкатился с другой стороны.
– Не сегодня-завтра и тут всё схлопнется. И что делать, ума не приложу. Смотри, Доцент, вот наши кормильцы. ЭР-заводы.
– Господи, ну и монстры. А почему трубы-то лиловые?
– Другой краски не было. Во-он «лисий хвост», видишь? Последний дымит, остальные уже на приколе.
– А что случилось?
– Доцент, а чего ты меня не называешь никак? Говори «ты», здесь так принято.
– Хорошо, Пухлый.
– Что стряслось, спрашиваешь?