– Старлинг настраивала его, как инструмент. Я заметил в задних рядах толпы ее мужа, лорда Фишера: он горделиво улыбался. Его плечи были все так же широки, седеющие волосы завязаны в хвост, как это делают воины. Ему всегда нравилось купаться в лучах славы жены-менестреля. Вот и сейчас он искренне радовался ее триумфу. Она пришла на праздник не в качестве менестреля, но как леди Фишер, однако именно об этой минуте она мечтала долгие годы. Старлинг не собиралась упускать свою удачу, и муж торжествовал вместе с ней. Она обвела слушателей глазами, словно спрашивая: «Так хотите ли вы, чтобы я спела?»
О, как они хотели! Дамы и господа Шести Герцогств уже готовы были ловить каждое ее слово. Как мог Дьютифул запретить ей петь, когда его королева только что представила всем внебрачную дочь внебрачного сына Видящих, выросшую в неизвестности и возвысившуюся до мастера Силы? Леди Кетриккен переглянулась с сыном и его женой. Король развел руками, разрешая, и Кетриккен кивнула.
– Мою арфу принесли? – спросила Старлинг, обратившись к мужу.
Тот в ответ широко взмахнул рукой. Двери Большого зала отворились, и два крепких детины внесли огромную арфу. Тут я все-таки улыбнулся: должно быть, Старлинг распорядилась доставить инструмент сразу же, как Кетриккен заговорила о менестрелях. И что это была за арфа! Не скромный инструмент бродячего менестреля. Слуги аж потом обливались, пока тащили ее. Интересно, как далеко им пришлось волочить это чудовище? Когда они поставили ее перед Старлинг, стало видно, что арфа высотой ей по плечо. Старлинг вскинула глаза на галерею менестрелей, но кто-то уже принес ей стул. Вот тут-то и случился единственный конфуз за весь вечер: платье Старлинг шили не для того, чтобы играть в нем на арфе, прислонив ее к плечу. Тогда она, презрев условности, приподняла юбки, приоткрыв все еще стройные лодыжки в зеленых чулках и изящные синие туфельки без задников, украшенные серебряными пуговками. Она пробежалась пальцами по струнам, те еле слышно зажурчали в ответ, словно шепнули ей, что настроены и только ждут ее прикосновений.
Старлинг тронула одну за другой три струны – словно обронила золотые монеты на дорогу, предлагая нам следовать за ней. Звуки слились в аккорд, и другой рукой она стала перебирать струны, выводя мелодию. А потом запела.
Я знал: всю свою жизнь она ждала возможности спеть эту песню. Всегда, всегда Старлинг мечтала о том, чтобы спеть песню, которая останется в памяти Шести Герцогств навеки, которую будут петь снова и снова. Когда мы только познакомились, она сообщила мне свои честолюбивые планы: как она пойдет за мной следом, чтобы записывать мои подвиги и воочию наблюдать поворотные события в истории Шести Герцогств. И она действительно стала их свидетельницей, однако на уста ее легла печать, ибо королевским указом было велено хранить все, что произошло в горах, в строжайшей тайне. Я считался мертвым и не должен был возвращаться к жизни, пока трон Видящих не станет непоколебим, как прежде.
И вот я стою и слушаю историю собственной жизни. Как долго оттачивала Старлинг