ликвидировать Филипповку и жителей села, он сделал это не задумываясь, как требовал воинский долг. Солдат не рассуждает, когда речь идет о приказе. Он рассчитывал после ранения и возвращения в строй попасть на передовую – гораздо достойнее для старого кайзеровского офицера, чем торчать здесь, в глубинах оккупированных земель, и опасно – не более. Поэтому назначение командующим Ржанского административного округа он воспринял как проявление неуважения к себе, и обида, застарелая, глубоко спрятанная, усилилась еще больше.
Рапорту о террористке Зольдинг не придал особого значения, никак на него не прореагировал, но 1-й офицер штаба дивизии подполковник фон Ланс заметил его иронию и обиделся.
– Уверяю вас, полковник, очень скоро вам перестанет это казаться забавным.
Зольдинг ничего не ответил, пуская кольцами дым, помолчал.
– При каких обстоятельствах убили генерала Бролля? – спросил он. – Я читал материалы расследования, но, я слышал, вы были свидетелем…
– Совершенно точно. Я ехал в следующей машине, шоссе неожиданно оказалось разбито, шофер Бролля затормозил, и в ту же секунду из-за угла со стороны генерала выскочил этот русский террорист… Специалисты считают это взрывом самодельной мины. Представьте, шофер отделался пустяковой царапиной, а от генерала Бролля…
– Я знаю, Ланс. Благодарю.
Зольдингу как-то хотелось сблизиться с Норбертом фон Лансом, в Берлине Ланса характеризовали как дельного, умного офицера, да и раньше он слышал это, будучи командиром полка. Зольдинг в сопровождении трех солдат прошел по пустынному ночному городу, под ногами кое-где шуршал упавший сухой лист. Зольдинг молча кивнул часовым у своего подъезда, отпустил сопровождавшего солдата, поднялся по лестнице на второй этаж, удивляясь темноте, зашел в переднюю и, нащупывая выключатель, недовольно позвал:
– Э, Ганс, Ганс. Что за чертовщина, что со светом, эй, Ганс?
– Яволь, г-господин полковник! – услышал он странно напряженный вздрагивающий голос денщика, нащупал наконец выключатель, щелкнул им.
– Я з-здесь, господин полковник.
Зольдингу бросилось в глаза от бледности мучнистое, возбужденно-потное лицо денщика, обычно всегда румяное и непробиваемо-спокойное. Последнее качество Зольдинг особенно ценил в своем денщике.
– Спал?
– Нет, господин полковник, я… н-не зажигайте свет!
– Что-о?
– Господин полковник, вы можете отправить меня на гауптвахту или на передовую… Здесь была она. Н-не зажигайте свет!
– Слушай, Ганс, я устал. Не морочь мне голову. Подогрей молока, молоко и галеты, ничего больше, у меня что-то опять с желудком.
– Яволь, господин полковник. Позвольте доложить. Я говорю, здесь была эта проклятая черная баба. Совершенно не возьму в толк, как она меня не прикончила?
– Да что с тобой, Ганс, в своем ли ты уме?
Зольдинг с интересом, пытливо взглянул денщику