le>
Главная орда стояла у Хонора долго. Степняки любовались самой южной атерской крепостью, словно примороженным яблоком, прикидывая, как к нему подобраться да как сорвать. Бастионы на той стороне брода-переката казались неприступными, но орде приходилось преодолевать и более высокие стены. Атерские лучники не покидали бойниц днем и ночью, но менялись редко, значит, их было мало. Дымы поднимались над смоляными котлами беспрерывно, но что толку от смолы в зимние дни? Река сплеталась над переправой тугими струями, не замерзая, лед оседал на высоком берегу. На его гребне хонорцы ладили частокол. По каменной тропе над рекой, что напоминала выгрызенный неведомым камнерезом желоб, потоком тянулись с востока беженцы из Араманы, Бабу и Раппу, ползли обозы раненых, шли истерзанные недавними битвами воины. С усталостью и ужасом смотрели они на маннские шатры, стоявшие за темной водой, но с еще большим ужасом оглядывались. И только близ крепостных башен Хонора как будто вздыхали с облегчением, не зная, что в последний день первого зимнего месяца небо на севере почернело и спасения не будет.
В тот день вокруг шатра Телоха встали с обнаженными мечами лучшие воины орды, выстроились живой цепью шаманы, а через час небо на севере расчертили молнии.
– Великий пришел! Правитель мира! – загудели и затряслись от ужаса колдуны.
Куда уж величественнее? – подумал старший евнух Телоха. Кто может тягаться с великим таном? Жалкий король Пурус или кто-то из его атерских вассалов? Или король Балзарг из-за восточных гор? Так разве Телох не оттуда же? Это еще неизвестно, кто станет правителем мира. Но уж во всяком случае не тот, кто обнаружит мир поверженным, а тот, кто его повергнет. Телох и никто иной.
Вслух евнух не сказал ничего. Он стал старшим лишь две недели назад и помнил слова предшественника – всякий ордынец ходит по углям, но евнухи по ним ползают. Поэтому распорядитель танского гарема униженно поклонился сиятельной охране и поспешил убраться к своим подопечным, за которыми нужен был глаз да глаз, могли и лица друг другу расцарапать, и покалечиться в страхе от предстоящей встречи с Телохом, даже зная, что покалеченных все одно ждала смерть, только более страшная и долгая. Тот же Каб надругался бы над девичьей плотью так же, как его повелитель, но сначала бы содрал шкуру. «Раздел бы», как он шипел, плотоядно поглядывая на шатер гарема. А еще более мерзкий Очил мог и отсечь кривым ножом что-нибудь от тела выпавшей ему забавы и съесть у нее на глазах. А уж шаманы следили, чтобы бедняги не испустили дух раньше времени да не визжали громче положенного. Ужас…
Откуда только принесло эту погибель на маннские земли? Как откуда? Пришли-то даку с юга, но так балахонников белых с собой привели, что на вирском лопочут, да и сами не скрывали никогда, что они из-за восточных гор, из Эрсет… Из Эрсетлатари. Подмяли под себя всех. Одни таны простились с жизнью, другие упали на колени и покорились. Степная вольница сменилась кровавой. Все, до чего дотянулась орда, обратилось в прах, осклизло и запеклось. От Эшмуна и Миту до Самсума и Бабу. От Шадаллу и Эшшу до Ситту и Кунука. Сколько уже крови было пролито, и сколько еще прольется? И внутри орды все сцеплено ужасом и безумием, жестокостью и раболепством. За что поплатился жизнью старик предшественник? Ведь и слова не молвил! Простудился, скорчил гримасу, сдерживая чихание, да не так губы сложил. Усмешка почудилась Очилу. И ту бедолага стереть не успел, так и покатилась голова по ковру с усмешкой. Было чего бояться, было. И отобранные для великого тана женушки небеспричинно трясутся в большом шатре. Мало кто из тех, что трясся там до них, выдерживал больше одной ночи с Телохом. Но те, кто погибал во вторую или третью, успевали поведать о многом, и теперь страх жил в каждой складке тяжелой ткани. Разве только принцесса Даккиты не боялась ничего. В тень обратилась. Словно ее и не было. Сидела у стены шатра, или лежала на войлоке, или переступала с ноги на ногу, водила руками, словно танцевать собиралась перед Телохом. Может, и придется, сам евнух не присутствовал при забавах правителя, только ежился от истошного визга и хрипа из его шатра да приходил по танскому рыку, чтобы забрать то, что оставалось от очередной игрушки. Радовался, когда доводилось возиться с истерзанным телом, что за радость добивать хрипящее, булькающее кровью существо, да и что за жизнь калекой, к тому же и та заканчивалась после утех Каба или Очила. Любили помощники Телоха продлевать смертный ужас его жертв. Но дакитке и на это не было нужды рассчитывать, жилиста, конечно, но уж больно тщедушна, и пикнуть не успеет, как дух выйдет. Случалось уже, приходилось волочить евнуху вторую жертву на заклание зверю в один вечер. Хотя эта дакитка как раз духом была никак не слаба, когда раз в неделю сам евнух или его предшественник для порядка охаживали подопечных плетью, она одна не издавала ни звука. Даже зубами не скрипела. Зря, духу, так же как телу, нужно давать слабину, нужно, а то ведь можно и помереть от напряга, случалось такое, случалось. С пяток девчонок не выдержали ожидания, на зависть соседкам умерли от ужаса до встречи с великим таном. Радуйтесь, дуры, заботы одолевают Телоха, только они и продлевают ваши никчемные жизни, а как разгорится страсть, сразу дорогой товар пойдет в расход, а там и принцесса надобность