© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4496-9010-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бунтарь
Было ещё светло, но приближение заката уже ощущалось. Стало пасмурно, а ветер из легкого и едва заметного превратился в холодный, от которого то и дело хотелось поёжиться или надеть что-нибудь потеплее.
Мы с товарищами находились на трибунах уже минут десять. Люди вокруг довольно оживлённо общались, но я с удивлением отметил, что разговоры шли в основном на отвлечённые темы. От горячего обсуждения причины сегодняшнего собрания, которое так активно велось на подходах к площади, не осталось и следа. Такое чувство, что горожане, собравшись все вместе, стеснялись вслух говорить о НЁМ и о его поступке.
Что касается ЕГО, то он стоял со связанными руками посреди небольшой арены лицом к полукруглому амфитеатру наподобие античных, на трибунах которого, собственно, все мы и находились. Чуть поодаль от молодого человека дежурили двое крепких парней – добровольцы, вызвавшиеся присматривать за ним во время собрания.
Готовящееся действо можно было бы назвать судом, хотя большинство присутствующих хотели скорее понять и вразумить молодого человека, чем выносить какой-то суровый приговор и придумывать наказание.
Его звали Дориан. Ему было двадцать четыре полных года, он пользовался заслуженным авторитетом среди горожан, как старших по возрасту, так и сверстников. Потому для подавляющего большинства наших земляков всё произошедшее стало шоком.
Дориан имел хорошее образование, был начитан и эрудирован, проявлял разносторонние интересы в тех или иных областях науки и общественной жизни. Наверное, это и сыграло решающую роль во всём случившемся: любознательность и повышенная восприимчивость ко всему новому привели его на тот путь, по которому он пришёл к этой площади и к этому суду земляков.
Два дня назад был раскрыт заговор. Как стало известно, группа молодых людей планировала с помощью оружия захватить несколько ключевых объектов нашего города: телеграф, почту и завод, на котором трудилась большая часть горожан. После этого они хотели объявить себя в качестве временного городского правительства и провозгласить новую форму общественно-экономического устройства: капитализм. Поговаривали, что у них были сообщники из соседних городов и сельских поселений, и что все они входили в большую революционную организацию. Но это были только слухи, а вот в заговоре в нашем городке никому сомневаться не приходилось: ещё бы, ведь человек, признавший себя его вдохновителем, стоял сейчас посреди площади для собраний.
Двое пособников мятежа успели сбежать из города, третий был ранен при задержании и находился в больнице, ну а четвёртый как раз таки и способствовал раскрытию этого заговора, в последний момент «сдав» своих сообщников. Конечно, участников заговора явно было больше, уж слишком масштабным он выглядел для пяти человек, но упрямый бунтарь не собирался называть имена своих соратников.
То, что «призрак капитализма бродит по Европе», как сказал один общественный деятель, все прекрасно знали. Этим радикальным идеям была подвержена в основном молодёжь, причём та её часть, которая не отличалась большими заслугами в общественной жизни и предпочитала революционные идеалы реалиям настоящего дня. И всё же наш городок традиционно был в стороне от общественных волнений, а уж тем более от таких радикальных идей. Насмешкой судьбы было то, что проповедником этой идеологии у нас явился человек, который, как многие считали, должен был стать выдающимся гражданином не только в рамках города, но и за его пределами, благодаря достижениям в тех или иных науках и общественной жизни.
Сейчас же он стоял связанным посреди главной городской площади, ожидая сурового порицания от тех, чьи надежды не оправдал.
Его родители тоже были в этот час на трибунах амфитеатра, я видел их сидящими несколькими рядами ниже справа от нас. По обеим сторонам от них никого не было на расстоянии пары метров. Такое чувство, что люди подсознательно избегали находиться слишком близко, давая этим несчастным побыть наедине со своими горестными мыслями.
Мать, худая женщина с впалыми глазами, заметно постаревшая за два прошедших дня, была сгорблена и смотрела всё время себе под ноги, не смея поднять взгляд на окружающих, в том числе на своего ребёнка. Её руки крепко сжимали большой платок, и видно было, что она в любой момент может разрыдаться. Отец сидел рядом, изредка поглядывая по сторонам и иногда ненадолго останавливая взгляд на сыне. В его глазах читались непонимание и горечь. Выглядел он уставшим и каким-то немного потерянным. У родителей Дориана, кстати, был ещё один сын, семнадцати лет, но его среди собравшихся я не заметил. Наверное, ему не хотелось видеть своего образцового прежде брата в столь унизительном положении.
На нижних центральных рядах амфитеатра по традиции сидели старейшие и наиболее авторитетные горожане. За свою жизнь они повидали многое, являясь свидетелями разных периодов в жизни города. Кто-то из них должен был начать собрание вступительным