оение в отряде было дурное; многие открыто поговаривали у костров, что пора возвращаться в Монтерей и не гневить Бога. Погоня увела их к северу от Сан-Ардо, в суровый край песка, скал и жесткого, как кавалерий-ская щетка, кустарника. В этих пустынных, мрачливых местах нужно было держать палец на курке. Отдельные, мелкие группы повстанцев ушли именно в такую глушь. Дела инсургентов, без сомнения, были плохи, но многие из них являлись уроженцами сих мест, а это означало, что они всегда могли надежно укрыться в скальных лабиринтах не хуже индейцев.
– Похоже, нам никогда из этой страны не сделать рая, капитан,– скептически морща лоб, заметил ехавший рядом лейтенант.
– Не будьте адвокатом дьявола, Паломино, наш губернатор не одобрил бы эти слова. Не одобряю и я их. Король и церковь существуют не для того, чтобы сделать рай на земле, а чтобы не допустить ада.
– Очень может быть, дон,– лейтенант звякнул шпорами, подгоняя коня.– Но мне думается, что насилие всегда разрушает то, что оно пытается защитить.
– Вы говорите о политике Испании, Паломино?
– Зачем, совсем нет. Просто рассуждаю вслух. Разве Франция тому не пример? Империя Буонапарте рухнула. И разве не кровь и мясо его солдат помогли этому?
– Это плохая тема, лейтенант. Я не люблю, когда эзоповским языком начинают проводить параллели с моей Испанией. Да, патриотизм, честь, вера – качества редкие в наше время. Но мы слуги его величества, а посему обязаны помнить, лейтенант: жена может нравиться, а службу надо любить.
−А может, наоборот? – жмурясь на ярком солнце, пошутил молодой лейтенант.
– Может, если у вас мозги набекрень, Паломино, и вы твердо решили расстаться с карьерой офицера. Советую впредь не распускать язык и не пользоваться моим расположением к вам.
– Простите, дон,– Паломино обжег плетью опять сбивающегося с рыси на шаг жеребца.– У вас, похоже, паршивое настроение, команданте?
– Это еще слабо сказано. Эй, лейтенант, распоря– дитесь, чтоб эскадрон перестроился двойками. Впереди каньон.
Каменистая, с разбегающимися скорпионами тропа по-шла под уклон. По обочинам ее стали появляться редкие деревца, хилые и корявые из-за отсутствия должного солнца,– дубы, буки, красная сосна и вечные заросли чапарраля. Всадники продвигались медленно, глубокие рытвины и вымоины от ручьев пересекали путь, будто гигантские колеи, и всё, как назло, поперек. Объехать их было невозможно, приходилось часть спешиваться, чтобы не угробить лошадей.
Через час-другой они напрочь потеряли направление в песчаных лабиринтах и знали твердо только одно, что двигаются на север. У людей создавалось гнусное ощущение, будто кто-то вел их, как скот на бойню, а они покорно брели всё дальше и дальше в самую глубь. Податливая красно-коричневая почва, напоминавшая творог, чавкала под ногами, повсюду теперь били ключи, и вскоре оказалось, что они следуют за крупным ручьем, пробивавшим себе дорогу сквозь глину и камень. Испещренные гнездами стрижей стены каньона поднимались всё круче, разлившийся ручей бойко звенел, словно пытался ободрить измотанных кавалеристов.
За очередным извивом ручья жерло каньона так сузилось, что капитаном был отдан приказ растянуться в цепь, и тут крики ехавших впереди драгун заставили их хлебнуть страха. Откуда-то сверху доносился пронзительный писк и шум, будто хлопали половики.
– Дьявол, что там происходит? – Луис вскинул штуцер, конь встал на дыбы, едва не опрокинув его на ехавшего следом лейтенанта. В следующий момент де Аргуэлло замер в седле, пораженный тем, что увидел. Воздух, казалось, взрывался над его головой от сотен крыльев бог весть откуда взявшихся летучих мышей. Жеребец капитана отчаянно заржал и, раздувая трепещущие ноздри, шарахнулся в сторону.
– Зажечь факела! – закричал он, оборачиваясь к Паломино, и содрогнулся. Лицо лейтенанта было закрыто перепончатыми крыльями облепивших его голову тварей. Каньон огласился жуткими криками и пальбой. Они, казалось, попали в ураган из летучих мышей. Зубастая мерзость с пронзительным писком атаковала отряд. Летучие животные вцеплялись в шляпы и каски, волосы и в сукно мундиров. И вскоре покрыли лошадей и людей сплошным копошащимся ковром. Стены каньона, деревья, кусты —всё было забито ими. Воздух рябил от черной перхоти их мятущихся тел, напоминая подхваченный ветром пепел.
– Разводите огонь! – запаляя факел, орал капитан, пробегая мимо корчащегося у ручья в агонии сержанта. Он слепо рвал на себе мундир – глаза его превратились в красные дыры. Беспорядочные хлопки выстрелов отпугивали разлетающихся черным клочьем летучих фурий, но число последних измерялось тысячами, а на смену издыхающим слетались всё новые и новые полчища. И только когда в руках у драгун затрещали смолой дымные факелы, крылатая орда поднялась в небо и будто черная туча унеслась прочь.
– Проклятье! Это какое-то наваждение! Вы в порядке, лейтенант? – срывая двух запутавшихся в его волосах тварей, окрикнул Луис.
– Это дурной знак, команданте! – Паломино судорожно вытирал окровавленное лицо крагой.– Мы потеряли семь человек. Похоже, эта тропа ведет в логово Сатаны!
– Держите себя