яются чисто случайными. В тексте употребяется американское правописание английского языка, за исключением тех случаев, когда автор намеренно подчеркивает особенности произношения или диалекта.
Кому: [email protected]
Мы сделаем это сегодня ночью. Потом нам будет нужно место для ночевки на несколько недель. И мне необходимо знать – для уверенности, – что ты не передумал насчет того, о чем мы говорили. Отправь мне точные цифры. Затем удали это письмо, а я удалю твое.
Я торчу на стоянке в местечке под названием Нигде, штат Колорадо, пурга становится сильнее.
И я о том, что сделанного не воротишь. Пути назад не будет.
А, и Счастливого Рождества.
Сумерки
7:39 пополудни
23 декабря.
«Вертела я тебя, Бинг Кросби».
Дарби Торн находилась в шести милях от перевала Впалая Хребтина, когда «дворники» сломались, а этот баритональный бас принялся за второй куплет. Нет, серьезно: он получил свое Белое Рождество, о котором пел. Теперь может заткнуться.
Она переключала каналы приемника, ничего другого не находя, кроме помех, и смотрела, как левый «дворник» стучит и болтается, будто сломанное запястье. Дарби подумывала перетянуть его изолентой, но здесь негде было встать на обочине – только грязные массы льда нависали стенами слева и справа. В любом случае она боялась остановиться. Снежинки были крупные и мокрые, когда она проезжала через Джипсум полтора часа назад, но они стали мельче и злее, словно песок, стоило ей забраться повыше. Теперь они гипнотизирующе мерцали в дрожащем свете фар и через лобовое стекло выглядели размыто, как звезды на сверхсветовой скорости.
«Колесные цепи обязательны!» – предупреждал последний виденный ею дорожный знак.
У Дарби не было своих цепей для колес. Пока, по крайней мере. Шел второй год ее обучения в Центральном Боулдерском Университете, и она никогда не планировала никаких рискованных приключений вне стен кампуса, помимо походов в «Ральфи-Эконом»[1].
Ей вспомнилась прогулка месяц назад, полупьяной, с гогочущим табуном сплетниц-полуподруг, соседок по комнате, и когда одна из них спросила ее, полушутя, но с нотками ехидства в голосе, куда она собирается ехать на Рождественские каникулы, Дарби ответила резко, что только повеление самого Господа Бога может заставить ее вернуться домой в Юту.
И, по-видимому, Господь услышал ее, потому что мать Дарби вскоре слегла с последней стадией рака поджелудочной железы.
Она узнала об этом вчера.
Из эсэмэски.
ШКРЯБ-ШКРЯБ. «Дворник» снова принялся стучать щеткой куда попало, но снежная взвесь была достаточно сухой, а скорость машины – довольно высокой, и лобовое стекло оставалось чистым. Настоящей же проблемой являлись снежные заносы на дороге. Желтая разделительная полоса была уже скрыта под несколькими дюймами свежей белизны, и периодически Дарби чувствовала, что сбивает ее поверхность подвеской своей «Хонды-Цивик», будто граблями. Это повторялось, как чихание – с каждым разом немного сильнее. В последний удар она даже ощутила, как задрожал руль под пальцами. Еще один дюйм снега – и она застрянет здесь, в горах, с четвертью бака горючего, вне зоны действия сотовой связи, и только тревожные мысли составят ей компанию.
И навязчивый бесцеремонный голос Бинга Кросби, подумала она. Он промычал финальный куплет, и Дарби сделала маленький глоток теплого «Ред Булла».
ШКРЯБ-ШКРЯБ.
Вся поездка была такой – муторной, напряженной, мозговыносящей, через долгие мили предгорий и равнин, заросших кустарником. Нет времени останавливаться. Всё, что Дарби съела сегодня, – таблетка ибупрофена. Она забыла свою настольную лампу в комнате общежития, но заметила это только на парковке в Драйдене – слишком далеко, чтобы возвращаться. Ее мучила изжога. Пиратские треки «Школьных героев» и «Моего токсичного романа», поставленные на бесконечное повторение, непрерывно крутились в ее айподе, теперь благополучно почившем. Вдоль дорог мелькали зеленые вывески с выцветшей рекламой фастфуда.
Город Боулдер окончательно пропал из зеркала заднего вида около полудня, затем в дымке скрылся силуэт Денвера с его взлетающими и идущими на посадку самолетами, и, наконец, маленький Джипсум, принявший на себя удар снегопада.
ШКРЯБ-ШКРЯБ.
«Белое Рождество» Бинга Кросби постепенно затухало, и подходила очередь следующего праздничного хита. Дарби уже дважды прослушала оба.
«Хонда» внезапно дернулась влево. «Ред Булл» выплеснулся на колени. Руль рвался из рук, и она боролась с ним, с дрожью и с тошнотой (крутить в сторону заноса, крутить в сторону заноса!), и перед поворотом машина вернулась под контроль водителя, продолжая ехать вперед и вверх, – но потеряла скорость. Потеряла обороты.
«Нет, нет, нет!» – нажимала Дарби на педаль газа.
Всепогодные шины перемалывали снежную кашу, машина тряслась в конвульсиях.
«Давай-давай,