ним придерживать, однако немедленно отбежал в сторону, обратив внимание, что человек тот светловолос.
Наблюдавший эту сцену Нащокин тогда же задумал заказать для Пушкина специальное заговорное кольцо «от насильственной смерти».
– Спасибо, – обрадовался Пушкин. – С этим-то кольцом, да с твоим чародейским фраком, мне ничего теперь не угрожает, с любым блондином в одни сани сяду.
Фрак, о котором упомянул Пушкин, был тот, в котором он удачно посватался к Гончаровой. Семейство Гончаровых поначалу отказывало Пушкину, на котором красовалось пятно «мятежника» и который дважды подвергался ссылке. Но в тот раз, когда Пушкин надел – за неимением собственного – фрак Нащокина, первая красавица России согласилась вдруг стать его нареченной! Понятно, одеяние это Павел Воинович другу подарил, и Пушкин, уверовавший в его чудодейственные свойства, с той поры в важных случаях фрак тот всегда надевал.
За прощальным ужином опять вышла незадача. Поэт опрокинул флакон и пролил масло на скатерть. Примета недобрая.
– Эдакой неловкий! – воскликнул с досадой Нащокин, – за что не возьмешься, все роняешь!
– Ну, это я на свою голову… – пробормотал Пушкин, тревожившийся в ту минуту за жену куда больше, чем за себя.
Друзья посовещались, и по принятому в таких случаях правилу, решили отложить отъезд: у них считалось, что с наступлением следующих суток зловещий знак теряет силу.
Тройку подали в первом часу, и расцеловавшись, друзья расстались.
26 мая (6 июня)
Петербург – Каменный остров
Свое 37-летие Пушкин, как и обещал, отпраздновал дома, или точнее, на даче, куда в его отсутствие перебралось семейство.
Из Москвы Александр Сергеевич вернулся 23 мая, уже заполночь, и как подгадал: жена только что разродилась дочкой.
– Вот к чему случилась эта задержка с пролитым маслом, – обрадовался Пушкин, предпочитавший отсутствовать при родах жены. – Не случись ее, приехал бы как раз к началу схваток. Вдвойне важно все эти предосторожности соблюдать…
Состояние Наталии Николаевны не позволяло созывать гостей. Присутствовали поэтому на дне рождении в основном родственники. Из посторонних был только Одоевский, но его Пушкин пригласил скорее по делам «Современника», нежели для произнесения заздравных речей. Гоголя он тоже позвал – как-никак в дальнюю дорогу человек собрался.
Теперь же, когда стало ясно, что и на день рождения Гоголь не приехал, Пушкин заметно расстроился.
– Ну и друг, ну и сотрудник! – пожаловался он Одоевскому. – Не объяснившись все бросает, бросает даже своего «Ревизора». Щепкин ждет его в Москве, не решается без автора роли распределять, а тот в вояж по Европе пускается!
– Он очень болезненно принял постановку «Ревизора», говорил, что никто его не понимает, что ничего изменить нельзя… Никогда его, кажется, таким мрачным не видел.
– Я даже не понимаю, намерен ли он продолжать сотрудничество в «Современнике».
– Есть люди, которых