ая ртом звуки, отдалённо напоминающие чем-то автоматную очередь, они то робко выглядывали из-за толстых стволов деревьев, играющих роль прикрытия, и стреляли друг по дружке импровизированными ружьями, сделанными из самых разнообразных веток, поднятых с земли, то безумно неслись друг на друга, чтобы сойтись в мужественном смертном рукопашном бою. После многочисленных бесформенных кувырков кто-то неизменно признавал себя проигравшим и, наконец, мёртвым. Обычно это был Вильям. Он намного лучше Фридриха умел проигрывать, поэтому это не составляло для него большого труда. Признать себя поражённой жертвой, чтобы успокоить друга, а после вместе с ним отправиться к любимому деревцу, с которого можно бесконечно долго срывать самые спелые ягоды, тут же съедая их, было не самым сложным делом.
В один из таких прекрасных дней, когда друзья окончательно наигрались в бои, а Вилл уже признал себя мёртвым, они снова пошли к тому самому дереву. Солнце сильно припекало головы детей, поэтому возможность спрятаться под пышными ветвями растения была огромной удачей. Дети намного чаще замечают всякие мелочи, в отличие от взрослых, которые мыслят более масштабно и постоянно заняты важными делами. Вот и сейчас Вильям случайно заметил то, отчего они мгновенно разбегутся в разные стороны.
Бледное, худое и очень болезненное лицо виднелось в нижнем уголке окна. Оно пристальным взглядом смотрело на детей, но, не выражая при этом никаких эмоций, и, казалось, даже не моргая. Череп продолжал сверлить глазами мальчиков, которые с криками побежали в разные стороны. Один из них запнулся, перекатился через голову несколько раз, ударился об забор, который громко загремел, но поднялся и побежал за другом.
Тем временем человек в окне, поворачивая голову в сторону комнаты, сказал: – Посмотри, что там гремит на улице?
Какая-то женщина подошла к окну, отодвинула шторку и выглянула наружу: – Мальчишки бегают.
– Наверное, я напугала их своим видом. Хорошо, теперь буду знать, что ягоды на этом дереве растут не просто так – есть те, кто ими питается.
Лицо этой слепой болезненной женщины на всю жизнь оставило хороший рубец в памяти Вильяма.
Прошли недели. Фридрих и Вилл вновь день изо дня перестреливались и, перекатываясь и крича, брали друг друга в плен. Казалось, что они навсегда застряли в этой вечной, не имеющей никакого исхода игре.
Часть 2
Густой чёрный дым порывистыми плотными клубами яростно вырывался из огромной тёмной трубы одного из многочисленных концентрационных лагерей фашистской Германии, неустанно работающих и день, и ночь во имя общего дела – очистки Земли от грязных, ненужных и лишних людей. Вильям Шульц жадно вдыхал медленное тление сигареты, как обычно, подводя итоги ещё одного рабочего дня.
– Ну что? Как сегодня поработал? – спросил его Фридрих.
– Замечательно. Ещё около сотни евреев и сумасшедших немцев вливается в коллектив нашего лагеря благодаря моим стараниям.
– Такими темпами их совсем не останется на Земле, – отпустил грязную шутку Фридрих.
– А ты разве против этого? – спросил Вилл, вопросительно подняв брови и кидая косой мрачный взгляд на Вагнера.
– Как могу?
Фридрих Вагнер – молодой человек, которому едва ли перевалило за двадцать лет, как и Вилли Шульцу. Между тем, грозный и невероятно громкий, но привычный шум подъезжающих машин нарастал где-то за их спинами, они лениво обернулись.
– Новая партия! – почти вскрикнул от удовольствия Вилли. – Может быть, ещё полсотни, а то и больше!
Огромные машины, набитые людьми, тихо подъехали к стоянке, примостившись неподалеку от друзей.
– Пойдём! Без нас там никак! – сказал Вильям, докуривая сигарету и бросая бычок под ноги, в грязь.
– Почему?
– Усатый зовёт.
И вправду – какой-то человек в немецкой форме несколько раз махнул им рукой.
Они остановились перед грузовиком, набитым живыми, всё чувствующими людьми. Двери со скрипом распахнулись и оттуда, по одному, стали выползать узники. Большинство из них составляли евреи и немцы, отказавшиеся от «великой» идеологии и тем самым «запачкав» избранную арийскую расу. Здесь были дети и женщины, мужчины, подростки и старики: пожилые и молодые – никого не оставили свободным. Все они составляли весьма жалкий вид, однако, если сравнивать их с людьми, находящимися здесь более продолжительный срок, чем одна минута, можно с легкостью заметить, что они ещё очень даже неплохо выглядят.
Вдруг какой-то обшарпанный, в изорванной одежде старик запнулся о порожек, находящийся на выходе из машины, и со всего размаху с высоты полутора метра полетел в лужу грязи. За этим тут же последовал бешеный взрыв хохота и откровенного смеха со всех концов лагеря – смеялись даже пленные, которые несколько мгновений назад ехали с ним в этой огромной машине. На старика опустилось несколько размашистых ударов палкой, один из которых угодил прямо в тощую шею. Из разбитой головы потекла кровь, капая прямо в коричневую грязь, но это