poem> Не врут твои календари… Благое дело… Мне осень отзвуком опять стучит в висках. Я не спешу за край земли – всего лишь тело… И зов природы виден мне в твоих руках. Я вряд ли буду думать, что мне делать с этим. Пройдет зима, и песни будут в унисон. Пройдет и страсть, оставив блики на паркете. Лишь в голове оставит след невнятный сон. Но все как есть, и над собою я не властна. И никогда не врут твои календари. Ах как с тобою рядом быть сейчас опасно, Когда над Невским полыхают фонари.
Разговор
Я больше ни о чём не прошу тебя, Господи,
Просто живу и дышу.
Делаю свои дела, Господи,
И очень много пишу.
Пишу все дни, строка за строкой,
Как ты меня учил.
Просто молюсь, отходя на покой,
Если вдруг нету сил.
Просто учусь постигать слова,
Взятые из пустоты.
Всему виной – моя голова,
Где обитаешь ты.
Но знаешь – мне с тобой веселей,
Особенно, если темно.
Слушать песни твоих степей,
Чуть приоткрыв окно.
Ты знаешь, Господи, ты был прав:
Жизнь не на то дана,
Чтобы однажды, почуяв страх,
Выпрыгнуть из окна.
Чтобы однажды, сдавшись, уйти,
Вычеркнутой строкой,
Чтобы свернуть с своего пути,
Выдумав путь другой.
И если ты через сотню лет
Мне разрешишь присесть
У ног твоих, чтобы дать ответ,
Какой же грех на мне есть,
То я с собой принесу стихи
И стопку книг – от моей руки.
Хронометр
Я подарю тебе хронометр.
Я знаю точно: ты – не Бог.
Но, не насилуя спидометр,
Предупредить меня бы мог,
Что конь устал, ТО не пройдено,
Копыта вязнут без шипов.
И я б ждала, как ждут на родине
С далеких рейсов моряков.
И я смотрела бы украдкою
Из окон вниз на ездоков,
Вздыхая в непогоду гадкую,
Ломая плитку шоколадную,
В многоэтажном замке снов.
И магазинным кислым яблоком
От злой колдуньи – продавца
Была бы до утра отравлена,
В хрусталь своей постели вплавлена
В величьи местного дворца. —
Замкадье, Третья Советская…
Я знаю точно: ты – не Бог.
Но отдала б корону светскую
Я за такую сказку дерзкую,
Где ты шагнешь на мой порог.
«Переболеть. И снова завязь…»
Переболеть. И снова завязь.
И снова просятся навзрыд
Стихи, которые – как память,
Как вековой радикулит.
В асфальт впечатаны словами
И их не выдрать, не стереть.
Мы снова бьемся головами
Об невозможность улететь.
Об неисполненность желаний,
Неразделенные мечты.
Мы распинаемся словами
Меж пядью строчек пустоты.
Евпатория
Золотые платья упаковывают по мешкам:
Листья будут жечь за пределами города.
И в разрезе счастья, которое всегда где-то там,
Мелькает только небо, распоротое от холода.
Золотое счастье разменять бы на билет
Туда, где только море незамерзающим градусом,
И детство мое хромое, которого уже давно нет,
Скачет на костылях по размашистым пандусам.
Где единственной мерой радости – абрикосы, упавшие на кровать,
С кривого дерева, притулившегося у веранды.
И самая великая драма – спать в обед или не спать.
И на ужин – ненавистной манной каши баланда.
Золотое детство – как же быстро мы росли.
Круговая