И не важно, что за окном светит солнце, идет дождь или мерцает луна, человек, попавший в сумерки, не замечает ничего. А чтобы сердце не разорвалось от боли, чтобы не помутился разум, где-то в глубине подсознания срабатывает нечто и человек погружается в оцепенение. Это как раз тот случай, когда «воля или неволя – все равно»…
Елена Павловна Коршунова точно окаменела, после того как узнала о гибели своего единственного сына. Ни одной слезинки не пролилось из ее пронзительно-синих глаз, словно там, в глубине души, все ее невыплаканные слезы превратились в лед. И только вмиг поседевшие волосы и осунувшееся лицо выдавали ее страдание, говоря о том, какая внутренняя боль терзает душу женщины.
Следователь сухо сообщил ей, что ее сын был жестоко изнасилован и умер скорее всего во время процесса…
Насильницы, а это были именно женщины и скорее всего не одна, экспертиза обнаружила три генетических материала, даже не посчитали нужным развязать его.
Олегу было всего двадцать пять лет. Жил он отдельно от матери, один на съемной квартире. Его обнаружила хозяйка квартиры, которая долго звонила в дверь, а потом открыла ее своим ключом, увидев бездыханное тело, насмерть перепуганная женщина вызвала полицию.
Приехавшая полиция осмотрела квартиру. Оперативники, следователь и эксперты были, мягко говоря, обескуражены. Еще ни разу в истории города Н-ска подобных преступлений не происходило.
Понятых было двое – пожилые супруги, хозяева одной из соседних квартир, оказавшиеся дома.
Женщина все время прижимала пальцы правой руки ко рту, точно боялась закричать или заплакать. А мужчина постоянно вздыхал и приговаривал уже в который раз: «Вот до чего доводит эмансипация!»
Следователь попросил супругов на время следствия не распространяться об увиденном. Они закивали в знак согласия.
Первоначальная информация о потерпевшем была весьма скудной. Проживал он в доме не так давно, с соседями никаких отношений не поддерживал…
Хозяйка квартиры тоже мало знала о своем квартиранте, кроме того, что у него есть мать, которая иногда наведывалась к сыну. Ну, и соседи жаловались ей порой, что у парня иногда бывает шумно допоздна. Хозяйка все никак не решалась сделать ему замечание, так как платил он исправно и вовремя.
В паспорте потерпевшего, обнаруженном в одном из ящиков шкафа, был указан адрес прописки, по которому и отправился оперуполномоченный Максим Карелин.
Оперативник обрадовался, что добираться было недалеко, всего-то полтора квартала, к тому же нестерпимая жара оставила город и пришедшая ей на смену легкая свежесть действовала животворно и на природу, и на людей.
Дом, где прошло детство Олега Коршунова, находился в старом дворе, где росли липы и березы, которым было не менее пятидесяти лет, а на газонах полыхали яркими кострами любимые многими поколениями горожан золотые шары цветов. Сам Максим вырос примерно в таком же дворе, в таком же доме старой постройки.
Карелин был молод, в полиции работал недавно и не успел еще привыкнуть ко всему, с чем приходилось сталкиваться по долгу службы. Возможно, именно поэтому его сердце неожиданно защемило от тоски.
Максим постоял несколько минут возле подъезда, потом набрал по домофону номер первой попавшейся квартиры и на вопрос: «Кто?» – ответил: «Откройте, полиция».
Замок тотчас щелкнул.
Карелин поднялся по лестнице, долго и упорно звонил в нужную ему квартиру, но дверь так никто и не открыл. Соседей тоже не было дома, что неудивительно – будний день, многие на работе.
«Однако должен же быть хоть кто-то дома», – думал Максим, поднимаясь на следующий этаж.
Ему повезло, дверь квартиры, находящейся над квартирой матери потерпевшего, распахнулась почти мгновенно.
На пороге стояла невысокая женщина лет семидесяти…
Максим не удержался от замечания:
– Вы бы сначала спросили, кто там?
– А зачем? – искренне удивилась пожилая женщина.
– В наше время открывать дверь незнакомцам – опасно, – укоризненно заметил молодой опер.
– Брать у меня нечего, – отмахнулась та, – а вы сами кто будете? Продаете чего? Так я не покупаю.
Максим представился и объяснил цель своего визита.
– Олежку убили? – взмахнула руками соседка: – Господи, как жалко Леночку. Да вы проходите, чего на пороге-то стоять.
Максим покорно прошел за хозяйкой по узкому коридору на кухню.
– Вас как зовут? – спросил он, постаравшись придать голосу как можно больше уважительных интонаций.
– Маргарита Степановна я, Васнецова.
– Маргарита Степановна, а какую Леночку вы упомянули?
– Так мать же Олега. Она теперь, конечно, Елена Павловна, но я ее еще девчонкой помню, так что по привычке Леночкой и зову. Она ничего, не обижается.
– Значит, вы и Олега знали?
– Конечно, с рождения.
– И как давно он не живет с матерью?
– Да