занесла любовь. Именно она побудила простого парня, до одуряющей усталости работающего фельдшером на скорой помощи, экономить и полгода откладывать деньги, чтобы исполнить мечту той, которую я любил, той, которой хотел сделать предложение руки и трепещущего волнением сердца.
Пройдя в наполненный блеском и светом зал ресторана, я вдруг замешкался и замер в нерешительности. Мне подумалось, что, если я сделаю еще хотя бы один шаг по устланному причудливой мозаикой полу, то весь этот дорогой, источающий праздную уверенность, жужжащий голосами и звоном бокалов улей богатых людей, тут же приметит чужака и обратит на него сотню своих кичливых, осуждающих глаз. И только рука моей Маши, нежно опущенная ладонью на плечо зауженного по моде, прокатного пиджака, вернула мне уверенность. Я робко улыбнулся и, придержав свою будущую жену за талию, пропустил ее вперед, любуясь, как платье красиво играет на свету разноцветными тонами бирюзового шелка. Глаза любимой горели восторгом и искорками трепетного, детского волнения, от чего мое сердце тихо пело, а на душе становилось чуть спокойнее. Я отодвинул для нее стул, дождался, пока она удобно устроится, а после сел напротив. Принесенные наигранно доброжелательным официантом экземпляры меню никто из нас долго не трогал. Каждый с опаской смотрел на лежащий перед ним открытый разворот неприлично больших цен. Наконец, кашлянув в кулачек, Маша, как-то странно улыбнувшись, перелистнула страницу меню, и я поспешно последовал ее примеру, сделав вид, что очень заинтересовался блюдами, хотя, на самом деле, не мог сосредоточиться и даже прочитать первое мудреное название.
Так и не разобравшись в нюансах высокой кухни, даже с помощью призванного на помощь официанта, мы сделали заказ на две порции фирменного блюда ресторана, дополнив его самым дешевым вином из меню, от цены которого все равно хотелось перекреститься. Так как алкоголь мне нельзя было пить из-за медикаментозного курса, я заказал себе лимонад, который стоил как целое лимонное дерево. Ожидая два блюда, как чуда, мы сидели и озирались по сторонам, стараясь не встречаться взглядами с другими посетителями. Но неожиданно, один из них довольно пристально на меня посмотрел…
Не знаю, есть ли у человека судьба, и сводит ли нас какая-то неведомая сила по жизни, но этот несчастный, через минуту захрипевший и судорожно забившийся на полу в конвульсиях, посмотрел перед этим именно на врача. Его спутница, больше похожая на современную гротескную куклу для маленьких девочек, вскочила со стула и, запрыгав на своих тоненьких ногах, истошно завизжала. Другие посетители, обратив взгляды на лежащего на полу человека, только беспокойно переговаривались, а со своих мест поднялось лишь несколько людей, да и то только для того, чтобы лучше видеть происходящее. Я бросился к человеку еще до того, как он упал, и оказался рядом с ним раньше, чем обеспокоенные администратор, официанты и охрана.
С момента получения диплома, исполнение своего святого долга медика всегда и везде сидело у меня в подкорке. Водитель Валера, с которым я катался на вызовы, цинично называл подобные порывы альтруистическим рефлексом, за который не доплачивают. И вот, поддавшись, как бы сказал мой «сослуживец», альтруистическому рефлексу, я нагнулся над подавившимся гурманом, быстро обхватил его за живот и наклонил головой вниз. Мой тесный прокатный пиджак, сшитый по последней моде, тут же предательски разошелся на спине, известив меня об этом характерным треском. Не теряя ни секунды, я принялся наносить резкие удары ладонью промеж лопаток задыхающегося человека, но ничего не изменилось. Тогда пришлось обхватить парня сзади, упереть кулак под ребра и, накрыв его ладонью, делать резкие толчки на себя и вверх. На четвертый толчок кусок картофелины выскочил под хриплый кашель на украшенный дорогой мозаикой пол. Охранник усадил взмокшего парня обратно на его кресло, а я зачем-то деловито поправил съехавший на бок черный галстук.
Жертве кусочка картофеля на вид было около 25 лет. Его дорогой, синий пиджак строгой моды диссонировал с рваными джинсами и красными кедами Adidas. Парень шумно выпил принесенный официантом стакан воды и громко выругался таким причудливым хитросплетением матерных слов, которое я ни до, ни после этого случая, ни разу ни от кого так и не услышал. Затем он уставился на меня и расплылся в лучезарной, благодарной улыбке:
– Вот дерьмо, да, дружище? – осведомился он у меня.
– Наверное, – неуверенно пробубнил я.
Его спутница кукольного вида уже сидела рядом и, поглаживая любимого по плечу ладонью, охала и причитала своими пухлыми, глянцевыми губами. Он небрежно отмахнулся от нее, словно от назойливой мухи, и снова уставился на меня – уже более сосредоточенно и, как мне тогда показалось, холодно. Постепенно отходящий от прожитого стресса, молодой человек обретал ту напыщенную и циничную уверенность, которая до инцидента не сходила с его лица.
– Пересаживайтесь за наш столик, – сказал он интонацией, которая больше походила на приказ, а не на предложение, – я хочу отблагодарить тебя за мое чудесное спасение…
Последнее было сказано парнем довольно иронично, словно его злило, что он оказался в таком уязвимом положении и был вынужден принимать от кого-либо помощь. Переминаясь с ноги на ногу, я пощупал рукой дырку на