нь и «брали клиентов» только по большой необходимости, потому что лошади стали околевать все чаще прямо посреди мостовой.
Все, у кого была хоть малейшая возможность выехать за город, использовали этот шанс. А те, кто вынужден был оставаться в каменной раскаленной ловушке города, думали только об одном: «Господи! Когда же эта адская жара закончится!».
«Господи! Когда же эта адская жара закончится!» – Как и все горожане думала Марианна. «Когда мы сможем, наконец, покинуть этот дом!» – Это было ее второй мыслью-мольбой. Проведя взаперти почти месяц, без каких– либо видимых для затворничества причин и отсутствия объяснений со стороны родителей, девушка мечтала вырваться на свободу.
Жара и неизвестность делали ее пребывание в родном доме почти не выносимым. Один однообразный тягостный день сменялся другим. На смену серому утру и зашторенным окнам приходил такой же вечер, с зашторенными окнами, изматывающей духотой и полумраком внутри комнат.
«Когда же отъезд?!» – Девушка сгорала от нетерпения, но ничего в ее поведении не выдавало истинных ощущений. «Огонь подо льдом». Это было о ней. Взрывной южный темперамент был облечен сильной волей, так же надежно, как дамасская сталь до времени покоится в ножнах и извлекается только в нужный момент, чтобы нанести разящий удар.
Вот и этот день обещал быть похожим на однообразную череду предыдущих. Хотя еще с утра Марианна почувствовала какую-то непонятную тревогу. Она не могла объяснить себе, почему ей так хочется опрометью бежать из дома, как лесному зверю накануне лесного пожара, когда между деревьев только начинает стелиться еще невнятный запах начинающих тлеть прелых травы и листьев.
К вечеру девушка уже не находила себе места, настолько велико стало ее беспокойство, но она старалась не показывать своей слабости перед родителями и отчаянно скрывала свои ощущения за маской равнодушного спокойствия. Марианна прекрасно понимала, что родители от нее что-то скрывают. Что же это за тайна, почему они должны от кого-то скрываться, а затем бежать? От кого? Что это за опасность? Почему они до сих пор бездействуют?
Всех слуг отпустили еще два месяца назад. Еду приносил посыльный из соседнего трактира, а белье отдавали в стирку прачке. Для путешествия Марианне выдали комплект мужского платья, и мама заботливо обстригла ей волосы до плеч «что бы в пути в рыжей гриве не завелись всякие гниды», отчего и без того худощавая девушка стала похожа на мальчика-подростка.
Было очевидно, что они уже давно должны были уехать, но какие – то дела все не улаживались. Помощник отца и его доверенное лицо в Париже мсье Жетуй нервничал. Марианна впервые слышала, что бы отец повысил на него голос. Эжен Д Мар велел собрать им с мамой все ценное и самые необходимые вещи, основную часть которых он передал мсье Жетую. Единственное, что было сказано Марианне, так это то, что они едут к бабушке, Маргарите Д Мар, живущей в предместье Малаги, у которой она обычно гостила каждое лето.
«Странный отъезд», – думала девушка, – «очень странный».
Марианна была умна, и не находя ответов на происходящие с ней и ее семьей странные перемены, она начинала злиться, а вместе с этим росла и ее внутренняя тревога, которая в этот вечер достигла своего апогея.
Несмотря на то, что в гостиной царил все тот же вечный полумрак, а плотные шторы на окнах были по-прежнему задернуты, было ощущение надвигающейся грозы. И тревога снедала не только Марианну.
В этот вечер после ужина отец тоже как никогда был на взводе. Он старался не выдавать своего беспокойства, но от этого оно становилось только очевиднее для хорошо знающих его характер близких.
Подталкиваемая переменами в его поведении и собственной тревогой, Марианна уже не могла мириться со своим неведением. Она, наконец, решилась, и спросила его:
– Папа, почему мы уже целый месяц сидим взаперти? Почему мы до сих пор не уехали? Почему мы должны бежать и от кого? Что это за опасность?
Марианна просто обрушила на него шквал вопросов, которые не давали ей покоя, и устремила на него свои огромные черные глаза, напряженно ожидая ответа.
Эжен Д Мар сидел напротив нее в кресле, покрытом светлым холщовым чехом, и медлил, не зная с чего начать.
Марианна ненавидела эти чехлы, дань их скорого отъезда, они напоминали ей колпаки висельников и рождали в ее воображении все более и более нерадостные мысли.
В комнате на несколько минут повисла неловкая тишина.
Наконец отец тяжело вздохнул, поднялся со своего места и прошелся по комнате. Марианна не сводила с него глаз, ловя каждое движенье, но Эжен Д Мар по-прежнему молчал, обдумывая ответ. Тогда дочь опустила глаза и с отчаяньем добавила:
– Я чувствую, что опасность совсем рядом! Меня целый день преследует необъяснимая тревога…
Эжен Д Мар обнял Марианну и поцеловал в макушку. Ему то же сегодня было не спокойно… Но он заглушал этот внутренний голос усилием воли и старался не обращать на него внимания. Хотя некоторые факты говорили, что лучше было бы его послушаться, а не действовать вопреки.
Что же говорить о бедной девочке! Еще