Энс. Сергей Малицкий

-5-0050-1384-2

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      До утра земля остыть не успела, и когда солнце прорезало огненными лучами горизонт, идущий в походном строю Ниддха подумал, что этот день станет последним. Фляжка была наполовину пуста, сожженная под солнечными лучами кожа слезала с рук и живота клочьями. Вставленные под наплечники и наручи полосы войлока, пропитавшись потом, не спасали, жгли тело не хуже раскаленных доспехов. Лишь белая маска немного сдерживала жар, но под ней было тяжело дышать.

      Ниддха шевельнул пальцами, соединил надетые на них перстни, поймал рукоять ланша. Магический меч сразу ожил, зашевелился, налился силой, взмыл стальной мозаикой в воздух и замер, нестерпимо искрясь солнечными отсветами, перед грудью Ниддхи. Одно движение, один жест – и смертоносный клинок обратится заточенным жалом и пронзит широкую грудь Джугупсы или его же спину. Но не теперь. Если этому миру суждено погибнуть под лучами безжалостного светила, Ниддха хочет увидеть, как Джугупса будет корчиться на углях.

      – Ниддха! – раздался голос за спиной. Проклятье! Дашан заметил блеск стальных осколков, ничего не пропускает. Тогда как он мог пропустить смерть Каши? Ниддха должен был ее убить, Ниддха, а не пахнущий отхожим местом Джугупса. Ниддху она выискивала глазами перед смертью, а не зловонную падаль на двух ногах…

      – Ниддха, – догнал воина Дашан и зашагал рядом, положив руку ему на плечо. – Все кончено. Ее больше нет.

      Конечно, нет. Или Ниддха не видел истерзанное тело Каши? Ее раскинутые ноги, выдранные с кровью волосы, посеченную мечом Джугупсы грудь? Три дня прошло, третий ночной переход заканчивается, а для Ниддхи до сих пор каждый шаг словно звук рассекаемой плоти. И крик Каши в ушах. Не уходит, сколько ни тряси головой.

      – Как ты допустил, что она оказалась в убежище? Почему не убил ее сам?

      – Она убежала, – выдохнул Ниддха, повернул голову, чтобы заглянуть в глаза Дашана, но увидел только маску и вдруг понял, что маска лучше человеческого лица. Лица стали пугать Ниддху. Словно рассеченная плоть. Пару раз ему приходилось видеть вскрытую грудь, внутри которой продолжало подрагивать сердце. Как лицо без маски.

      – Надеялась выжить? – спросил Дашан.

      – Нет, – ответил, отсчитав с десяток шагов, Ниддха. – Не хотела, чтобы я видел ее мертвой. Не хотела, чтобы ветер безумия коснулся ее на моих глазах. Оставь, Дашан, год прошел. Это случилось еще до всего. У нее был дар. Она сразу сказала, что остался один год. И ей, и… всему. И мне.

      – Один год чего? – спросил Дашан.

      Ниддха вновь задержал с ответом. Отсчитал еще десять шагов и еще десять, и лишь потом, повторив про себя имена священной длани – пяти богов, проговорил:

      – Один год божественной страды. Жатвы, которая продлится до тех пор, пока поле не опустеет.

      – Дурак ты, Ниддха, – явно поморщился под маской его бывший наставник, а теперь и приятель Дашан. – Нет никакой страды.

      – А что есть? – спросил Ниддха.

      – Семейка, – ответил Дашан. – Божественная длань. Отец, два сына, хозяйка и дочь. Дочка заварила зелье, опоила семейку, усыпила ее, а потом стала жрать. Сожрала все, что только смогла. А когда сожрала почти все, то раздулась так, что не смогла двигаться. И уснула возле очага. А зелье продолжало вариться. И когда выкипело, котел раскалился до красна.

      Ниддха метнул из-под маски быстрый взгляд на раскаленное солнце, спросил:

      – И что же она жрала?

      – Нас, – хрипло засмеялся под маской Дашан.

      «Ересь, – подумал Ниддха. – Поганая черная ересь. Все знают, что солнце раскалилось от грехов. Или мы зря ходим по этой земле и уничтожаем грешников? Спасаем их от самих себя, ото лжи, от страха, от мерзости… От ветра безумия, после которого глаза мутнеют и пена идет изо рта. После которого человек становится похожим на зверя. Кто справится с поганью, если не мы? А мы справимся. И когда не останется никого, уничтожим самих себя, чтобы эта земля очистилась и возродилась. Но слова Дашана надо запомнить. Мало ли, вдруг подойдем к городу, и Оджа захочет узнать о недозволенных речах? За подробный рассказ может и отпустить прогуляться по опустевшим улицам…»