ртной на пенсии, которому серьезно не хватало того, что сегодняшние умники называют «общим образованием». Благодаря своему стремлению к знаниям он много читал. И хотя его чтение носило бессистемный характер, Шварц знал много «отовсюду понемножку»: память у него была великолепная.
Например, Браунинга он в молодости читал дважды и, конечно же, помнил прекрасно. Большая часть была ему непонятна, но эти три строчки стали особенно дороги в последние годы. И он вновь повторил их про себя в этот яркий солнечный день 1949 года:
Со мною к радости иди!
Все лучшее ждет впереди,
Жизни конец, если ты упустил начало…
Теперь Шварц полностью ощущал их смысл. После юношеской борьбы за жизнь в Европе и позднее, в Соединенных Штатах, безмятежная обеспеченная старость была особенно приятной. У него были хорошая жена, две удачно вышедшие замуж дочери и внук – для утехи в эти последние лучшие годы. О чем еще можно было беспокоиться?
Правда, существовали еще атомные бомбы и все эти разговоры о третьей мировой войне, но Шварц верил в лучшие черты людей и в то, что они не допустят еще одной войны и того, чтобы Земля когда-либо увидела ад разъяренного атома. Поэтому он снисходительно улыбался детям, мимо которых проходил, и мысленно желал им быстрого и не слишком трудного пути через юность к тому лучшему, что впереди.
Он поднял ногу, чтобы переступить через куклу, лежащую посреди тротуара. Спокойно опустить эту ногу ему было не дано…
В другой части Чикаго находился институт ядерной физики, и работавшие в нем люди также имели свои теории относительно моральных качеств человека, но понимали и то, что инструмент для измерения этих качеств до сих пор не создан. Размышления на эту тему зачастую ограничивались упованием на некие высшие силы, которые помогут предотвратить попытки людей превратить изобретения человечества в смертоносное оружие.
Удивительно, что человек, проявляя необузданное любопытство в исследовании атома, способного погубить в считаные секунды половину человечества, обладает столь же удивительной способностью рисковать собственной жизнью ради спасения другого человека.
Как-то доктор Смит, проходя мимо полуоткрытой двери одной из лабораторий, вдруг заметил в ней странное голубое свечение. Химик, бодрый молодой человек, насвистывая, наклонял мензурку, почти до краев наполненную жидкостью, в которой медленно оседал, постепенно растворяясь, белый порошок. Собственно, почти ничего не происходило, но Смит инстинктивно почувствовал тревогу.
Вбежав в комнату, он схватил линейку и сбросил ею на пол стоявший на печи тигель. Послышалось шипение расплавленного металла. Смит почувствовал, как на лице у него выступили капли пота.
Химик ошеломленно уставился на бетонный пол, на котором уже застыли брызги серебристого металла.
– Что случилось? – с трудом выговорил он.
Смит пожал плечами. Он сам еще ничего не понимал.
– Не знаю. Скажите… Чем вы занимались?
– Ничем, – пробормотал химик. – Это всего лишь необработанный уран. Я производил электролиз меди… Понятия не имею, что могло случиться.
– И все же что-то случилось, молодой человек, я видел свечение вокруг этого тигля. А это значит, возникла жесткая радиация. Так, говорите, уран?
– Да, но необработанный уран, это ведь безопасно. Я имею в виду, что чистота – один из наиболее важных критериев расщепления, не правда ли? Вы думаете, произошло расщепление? Это же не плутоний, и его не облучали.
– К тому же, – задумчиво сказал Смит, – масса была ниже критической. Или по крайней мере ниже той критической массы, которую мы знаем. Мы не столь хорошо знаем атом, чтобы быть в нем уверенными. Когда металл остынет, я бы советовал вам собрать его и тщательно изучить.
Он задумчиво оглянулся вокруг, затем подошел к противоположной стене и остановился у точки на уровне плеча.
– Что это? – обратился он к химику. – Это всегда здесь было?
– Что именно? – Молодой человек быстро подошел и взглянул на указанную Смитом точку. Тонкое отверстие, которое могло быть проделано гвоздем, было сквозным.
Химик покачал головой.
– Раньше я этого не видел, правда, я особо и не приглядывался.
Смит молчал. Он отошел назад и приблизился к термостату – прямоугольной коробочке с тонкими металлическими стенками.
– Ну а это что такое?! – Смит мягко коснулся пальцем стенки термостата. В металле тоже было маленькое аккуратное отверстие.
Глаза химика расширились.
– Раньше этого точно не было.
– Хм. А с вашей стороны есть отверстие?
– Черт побери! Да!
– Хорошо. А теперь взгляните в отверстие.
Он приложил палец к дырке в стене.
– Что вы видите?
– Ваш палец. Вы отметили им отверстие?
Смит говорил спокойно, но видно было, что это давалось ему