Жар-птица. Максим Сергеевич Бондарчук

возможен, но отчаянные попытки все же предпринимались. Отец рассказывал, что как минимум два раза добровольцы выходили туда, на поверхность, но с тех пор их никто не видел. Обратно не вернулась ни одна из групп. Страх царил в сердцах и душах выживших. Кто-то заканчивал жизнь в металлических боксах, так и не увидев больше солнечного света, а кто-то все еще надеялся перед смертью краем глаза посмотреть на то, что сталось с его родной землей.

      Каждый раз засыпая, я слышал как они разговаривали между собой, как рассказывали друг другу одни и те же истории, что каждый из них перенял от своих же родителей, как по многу раз описывали в мельчайших подробностях деревья, которых они никогда не видели, как вглядываясь в пожелтевшие фотографии той прежней эпохи, со слезами на глазах мечтали, что однажды все кардинально изменится: они выйдут на поверхность, вдохнут настоящего свежего воздуха и не боясь за собственную жизнь и жизнь своих близких и родных, поселятся в уцелевших домах.

      Мне было жаль их огорчать. Разум подсказывал, что как прежде уже не будет. Будучи маленьким мальчиком, я видел черно-белые и цветные фильмы в небольшом помещении, где старик Иван прокручивал их по несколько десятков раз на день. Я выучил их наизусть, знал, когда и что должно было произойти. Вот сейчас выбежит мальчик и укажет рукой на сломанное сильным порывистом ветром дерево, за ним появится женщину – видимо мама, возьмет малыша за руку и, улыбнувшись, отведет его обратно. Молчание фильма лишь иногда прерывалось закадровым голосом диктора, вещавшего о прекрасно мире будущего, которого достигнет наша страна в ближайшее время. Я бы верил во все это, если бы не знал, что мечтам тех людей уже не суждено сбыться.