дачно бабуля подобрала аксессуары. Зяма бы оценил.
Ой, Зяма! Сердитое сопение в трубке напомнило мне, что братец ждет ответа, и, глядя на красную шапочку, я вполголоса ответила:
– Следую через темный лес…
– Кругом злые волки? – сам догадался Зяма. – Понял, не расспрашиваю, просто скажи, ты скоро?
– Пять минут, пять минут! Это много или мало? – напела я вместо ответа.
– Хорошая девка! – громко одобрила меня с моим классическим репертуаром та старушка, которая Красная Шапочка, Бабушка и Волк в одном лице.
Ну, вот! Я все-таки привлекла внимание аудитории. Сейчас придется драпать.
– И шо в ей хорошего? – ожидаемо включилась другая бабушка – толстая, в ситцевом халате и с палкой-клюкой. – Юбка еле-еле срам прикрывает!
– И волосы у нее зеленые! Шалава крашеная! – поддакнула предпенсионного возраста особа в лосинах и просторной футболке с чужого крутого плеча.
Вроде еще не старая, а уже с проблемным зрением – не разглядела, что зеленая у меня всего одна прядь. Зямка поутру специальным мелком намазал – для пущей гармонии с салатовой блузкой. Художник, блин. Он эстетствует, а я тут получаю… неблагоприятные рецензии маститых критиков.
В короткую юбку, к слову, меня тоже Зяма одел. Сказал – блузка слишком строгая, надо сбалансировать верх и низ. Сбалансировал! Молодые мужчины весь день полировали мои нижние конечности неотрывными взглядами, зато старые бабушки сейчас заплюют их ядом.
– А ноги у девки красивые! – перебил старушечье ворчание мужской голос: в дискуссию отважно вступил седобородый дедуля с авоськой картошки.
Бабульки, как заржавленные зенитные орудия, со скрипом и скрежетом развернулись на звук.
– Дай вам Бог здоровьичка, дедушка! – от души поблагодарила я неожиданного заступника, отступая с поля боя в конец троллейбуса.
Все, сейчас бабушки естественным образом переключатся на дедушку и забудут про меня. Приговоренного деда было немного жалко, но лучше уж пусть клюют его, чем меня. Дед, надо полагать, опытный, не исключено, что ему эта свара с бабушками заменит бодрящий душ.
Старичок и вправду держался молодцом, переругивался с бабушками весело и задорно. Похоже, все участники процесса получали удовольствие – бабки распрямили спины и заблестели глазами, дед разрумянился и вызывающе тряс бородой.
Какая я все-таки молодец – на пустом месте добавила пожилым людям полезного адреналина!
Сверкая самодовольной улыбкой и голыми коленками, я вышла из передвижного дискуссионного клуба «Кому за 60» на своей остановке и бодро зашагала домой. Пять минут, обещанные Зяме, уже прошли, и можно было ожидать, что братец снова начнет обрывать мне телефон. Мне не хотелось разговаривать с ним во дворе, привлекая внимание наших местных бабушек на лавочке. От них так легко, как от чужих троллейбусных старушек, не отделаешься.
В нашем подъезде умопомрачительно пахло свежей выпечкой. Я вспомнила, что папуля спозаранку ставил тесто для своих фирменных пирожков с абрикосами, творогом и миндалем, и улыбка моя сделалась еще шире и солнечнее. В другой раз я бы так и пошла, шевеля носом и мечтательно жмурясь, прямиком к родному порогу…
Аромат свежей вкусной еды – мощное средство зомбирования! Но сегодня я удрала с работы на три часа раньше и еще не успела как следует проголодаться, а двумя этажами ниже отчего дома, в квартире Трошкиной, меня нетерпеливо дожидался Зяма. Отсутствие серьезного аппетита и наличие кое-какой совести не позволили мне променять его на вкусную еду. Хотя, положа руку на сердце, мне трудно было бы ответить на вопрос, какой из шедевров я люблю больше – папиного сына или его же пирожки.
В Алкину квартиру на пятом этаже я вошла без звона и стука, просто толкнув дверь – она была открыта, Зяма действительно ждал меня.
– Ну, наконец-то! – Братец встал на пороге комнаты, как в раме, и я залюбовалась образовавшейся картиной.
Определенно, это было достойное внимания полотно.
Двухметровый мускулистый Зяма с рассыпавшимися по плечам влажными кудрями и в одном полотенце на бедрах поразительно походил на молодого древнегреческого бога – на Аполлона, пожалуй, если бы тот немного подкачался и отрастил волосы подлиннее. Из современников к этому образу ближе всех был мой любимый Брэд Питт в «Трое», но Питта Зяма изрядно перерос.
Созерцая единокровного мне красавца, я понимала, почему дамы вешаются ему на шею, как гавайские гирлянды, и при этом твердо знала: вот эта вся брутальная роскошь – девяносто кило проблем, коварно спрессованных в привлекательную форму.
За спиной псевдогреческого бога мягкими холмами круглились разноцветные груды тряпья – подходящий фон для пасторали. Комнату щедро заливало расплавленное золото солнечного света, ветерок из распахнутых окон колыхал плети декоративной зелени, свисающие из горшков на полке, и для полноты картины не хватало скачущих по тряпичным горкам белых козочек и пастушьей свирели. Ее Зяма мог бы держать в руке, она там смотрелась бы лучше, чем папины кухонные весы-безмен.
С