Мы же
от их вещества загустели быстрей алебастра.
И целую вечность потом не могли двинуть
бровью.
Покуда внизу голосила молочница. Дом
ихтиоловой мглой, размягченной, как сумрак,
корою —
единой породой твердел; под светлеющей
кожей
хребты ископаемых рыб, рудименты искомых
оплаканных некогда кукол, собачек и кошек
угадывались, как светящийся призрачный
Китеж.
Вот это и значит – «незыблемость».
Сделайся снегом,
ползущим с вершин, – не почувствуешь
меньшей надёги;
и будучи сном – самовольно сосуд
не покинешь…
Не требуй у рождшей земли милостыни
покоя. Она торжествует движенье над небом.
А я торжествую – тебя. И на будущей пленке
ты веткой проснешься, но почва ее
не коснется отныне.
Июль
Ни влагу, ни сквозняк
из спального квартала
день не принес. Итак:
ТЕБЯ МНЕ НЕ ХВАТАЛО.
Затем пришла гроза
и тишину обстала.
Из зеркала креза
(тебя мне не хватало)
обрызгала чело
песком и целовала.
Но всё бы ничего —
тебя мне не хватало.
Ты рядом не спала,
ты родинки считала;
на том конце весла —
тебя мне не хватало —
ты, чтоб не расплескать,
как мед меня черпала
до гальки, до песка…
Тебя мне не хватало.
…Потом, уткнувшись в брег,
ты юбкой подвязала
мой голос, этот бред
(тебя мне не хватало?),
и унесла туда,
где смерть переживала
тебя, меня – когда
тебя мне не хватало;
где взмыленный, как лук,
шашлычник из мангала
обугленный мой слух
поддел (мне не хватало
тебя!) витым ногтем.
И слышно во все стало
концы (перед дождем?):
Тебя. Мне. Не. Хватало.
Ты этот слух что стих
вдыхала и глодала;
я наконец постиг:
тебя – мне не хватало.
Ты жизнь мою, как сон
во сне, припоминала.
Мы спали в унисон.
Тебя – мне – не хватало.
И сколько бы, любя,
ты мной ни прорастала —
с тобой, в тебе, тебя
мне мало.
Одно-единственное лето
Мы не проснемся на веранде летней
в испарине дождин; в столбе из пыли
мы не взлетим на лепестках календул —
затем, что это с нами уже было.
Один