Опора порядка. Аркадий Аверченко

штука – наша работа… Приходится тратить столько хитрости, сообразительности и увертливости, что на десять Холмсов хватит. Теперь будем рассуждать так: я иду к адвокату Маныкину, которого уже достаточно изучил и выследил. Иду предложить себя на место его письмоводителя. (Ему такой, я слышал, нужен. А если я вотрусь к нему – остальное сделано.) Итак, – письмоводитель. Спрашивается: как одеваются письмоводители? Мы, конечно, не Шерлоки Холмсы, а кое-что соображаем: мягкая цветная сорочка, потертый пиджак и брюки, хотя и крепкие, но с бахромой. Вот так! Теперь всякий за версту скажет: письмоводитель!

      Макаронов натянул пальто с барашковым воротником и, выйдя из дому, крадучись зашагал по направлению к квартире адвоката Маныкина.

      – Так-то, – бормотал он сам себе под нос. – Без индейской хитрости с этими людьми ничего не сделаешь. Умные, шельмы… Да Терентий Макаронов поумнее вас будет. Хе-хе!

      У подъезда Маныкина он смело нажал кнопку звонка; горничная впустила его в переднюю и спросила:

      – Как о вас сказать?

      – Скажите: Петр Сидоров. Ищет места письмоводителя.

      – Подождите тут, в передней.

      Горничная ушла, и через несколько секунд из кабинета донесся ее голос:

      – Там к вам шпик пришел, что под воротами допреж все торчал. Я, говорит, Петр Сидоров, и хочу наниматься в письмоводители. Бородищу наклеил, подмазался – прямо умора.

      – Сейчас я к нему выйду, – сказал Маныкин. – Ты его где оставила, в передней?

      – В передней.

      – После посмотришь под диваном или за вешалкой – не сунул ли чего? Если найдешь, выброси.

      – Как давеча?

      – Ну, да! Учить тебя, что ли? Как обыкновенно.

      Адвокат вышел из кабинета и, осмотрев понурившегося Макаронова, спросил:

      – Ко мне?

      – Так точно.

      – А знаешь, братец, тебе борода не идет. Такое чучело получилось…

      – Да разве вы меня знаете? – с наружным удивлением воскликнул Макаронов.

      – Тебя-то? Да мои дети по тебе, брат, в гимназию ходят. Как утро, они глядят в окно: «Вон, говорят, папин шпик пришел… Девять часов, значит. Пора в гимназию собираться».