Оладьи тридцать седьмого года. Фазиль Искандер

л мальчик. Он в самом деле не брал оладью.

      – Кто же взял? – удивилась мать. – Если бы у нас была кошка, я бы решила, что она съела одну оладью.

      – Я не брал, – повторил мальчик.

      – Кто же мог взять, – сказала мать, – у нас же никого не было в доме? Ты понимаешь, что ты сделал? Мало того, что ты без спросу взял оладью, ты еще врешь, что ее не брал.

      – Я не брал, я честно говорю, – ответил мальчик.

      – Так что, по-твоему, я сошла с ума? – возмутилась мать. – Я поджарила двенадцать оладий. На каждого по три штуки. А сейчас их одиннадцать. Ты съел одну оладью и потому теперь получишь только две.

      – Хорошо, – согласился мальчик. Легкость его согласия еще больше раздражила мать.

      – Но почему же ты не признаешь, что взял одну оладью? Я же не собираюсь тебя бить за нее. Трусливо отпираться, когда ясно, что ты взял одну оладью.

      – Я не брал, – повторил мальчик.

      Он в самом деле не брал оладью.

      У мамы по лицу пошли красные пятна.

      – Ты меня убиваешь, – сказала она. – Я поджарила двенадцать оладий. Когда я их поджаривала и перекладывала в тарелку, я их снова пересчитала. Их было двенадцать. Куда делась одна оладья?

      – Я не знаю, – сказал мальчик.

      – Кто же знает? – спросила мать. – Нас в доме всего было два человека – ты и я. Выходит, твоя мать, изверг, сама съела одну оладью, а теперь сваливает на сына. Отвечай: значит, твоя мать – изверг?

      – Нет, – сказал мальчик, – я так не думаю.

      – Тогда куда делась оладья?

      – Не знаю, – сказал мальчик, – я не брал.

      – Кто же взял, святой дух, что ли? – крикнула мать. – Ты меня в гроб загонишь своим упрямством. Ты же знаешь, что у меня больное сердце.

      Она встала из-за стола, накапала в рюмку валерьянки и выпила.

      Мальчику стало ужасно жалко маму. Он знал, что она не отстанет от него.