ет ли тут таиться тот самый подвох, о котором упоминал Глуховский? Не получится ли так, что со временем тексты автора поблекнут и нам придется озираться в ожидании и поисках нового дебютанта, самобытного и яркого?
К счастью, ничего подобного не случилось. Игорь гнул свою линию и позиций не сдавал. Меня откровенно радовали его тексты, написанные и в соавторстве, и для сборников рассказов. Особняком стояли книги Вселенной Метро, в которых мы узнавали о продолжениях приключений неугомонной Лерки и ее друзей, об их скитаниях по просторам изменившегося навсегда мира. «Ледяной плен», «Последний поход» и «Путь проклятых», казалось бы, полностью уложились в зародившуюся в серии славную традицию трилогий. И вот «Атлантическая одиссея» окончена, все свободны, всего доброго (если, конечно, вообще сумеете отыскать это «доброе» в постапокалипсисе).
Но не тут-то было. Проходит несколько лет (срок внушительный для литературного проекта), и Игорь, у которого словно сохранился тот самый выданный ему когда-то карт-бланш, привносит в серию нечто новое. Его «Слепая тропа» – это не только качественный симбиоз драмы и триллера, но это теперь и наша первая официальная тетралогия.
Надеюсь, далеко не последняя.
Ну а пока – будем читать «Слепую тропу», посмотрим, куда заведет она нас и героев книги.
И хотя автор в послесловии расставляет точки над «i» и прощается с героями – как знать, как знать, какие дороги им уготованы в будущем, сколько времени пройдет, прежде чем мы снова (возможно) встретимся с ними…
Новый польский роман во Вселенной Метро.
Есть сигнал с Кракова! И там живут выжившие после Катастрофы…
Добро пожаловать в Польшу 2033 года.
На очереди – Белгород.
На этот город не падали ракеты, но пришедшее с юга ядовитое облако убило всех, кто не успел спрятаться в убежищах. Несмотря на пережитый ужас, уцелевшие не поняли урока и с упоением продолжили грызню за место под солнцем. Увлекшись новой войной, они совсем позабыли, что на окраинах обитают стаи чудовищ-падальщиков.
Запасы мертвечины подходят к концу, и вот уже хвостатые хозяева руин совсем иными взглядами смотрят на двуногих соседей. Появляется Свора, ведомая беспощадным вожаком. И цели этой Своры – убивать, поглощать и размножаться.
Люди и мир – друг для друга яд.
Пролог
На четвертом повороте он понял, что окончательно заблудился.
Черт! Нельзя было соваться сюда без карты. Говорили же, это чистое самоубийство. Но что оставалось делать? С лодкой он бы не справился, а драгоценный компас стащить не удалось. Выбора не было. Поначалу он двигался по указателям, и это ободряло, но затем они стали попадаться все реже, а сейчас и вовсе пропали. Последний – на Шпицберген – он миновал несколько часов назад. Или это было вчера…
Проклятье.
Хоть тепло. Относительно. Проникавший с поверхности ветер, мотаясь по туннелям, затухал, медленно согреваясь и превращаясь в стоячий воздух.
Человек продолжал идти.
Щербатое асфальтовое полотно с пунктиром разделительной линии, стелящееся под ногами в тусклом круге света, неожиданно поглотила темная масса воды, раскинувшаяся от стены до стены. Он остановился и, оглянувшись, подкрутил ручку динамо-фонарика. Тихое жужжание машинки, не вызвавшее даже эха под сводами туннеля, немного его успокоило. Потом он снова нацелил луч на неподвижную массу широкой (хотя противоположный берег высвечивался не так далеко – в четырех-пяти метрах) лужи. Хрустнуло, в воду шлепнулась извлеченная из кармана и замерцавшая бледно-синим палочка ХИС, которая, медленно вращаясь, пошла ко дну. Он следил за ней с замиранием сердца. Эта была последняя. Дальше оставалось полагаться лишь на фонарь, но и он уже на ладан дышит.
Изначально задача казалась выполнимой – ему необходимо было попасть в Норьойя, а уже в нем сбиться с пути попросту невозможно. Но сейчас ситуация выглядела безвыходной. Что же делать?.. Назад нельзя. Впереди преграда. Думай…
Сколько он здесь блуждал. Сутки, двое… Тьма съедала время, укутывая его словно саваном. Если бы не фонарь и несколько палок ХИС, которые удалось стащить, он давно бы сошел с ума. Все знали, что туннели забирали у чужаков разум. Ничего. Он не боится. Лишь бы не пострадала семья.
Опасаясь первых признаков синестезии, он пару раз принимался вспоминать песни из прошлого, чтобы отвлечься. Но слова и рифмы, подкидываемые сознанием, упорно крутились вокруг смертей и безысходности, последних тревожных голосов дикторов радиоэфира перед тем, как он навсегда замолчал. А когда, перестав напевать, блуждающий человек постепенно начал обсуждать вслух свои действия и даже с кем-то спорить, то сам себя испугался и замолчал.
Палочка наконец замерла, рассеивая вокруг мягкое свечение, в котором дрейфовали песчинки. Прикинув глубину, он облегченно вздохнул.
Метр-полтора, не больше. Обычный провал грунта.
Он