деальном, совершенном обществе. Такая мечта об идеальном обществе не раз заканчивалась трагично для ее зачинателей: начиная с Томаса Мора и кончая декабристами и идеалистически настроенными революционерами-марксистами. Лев Николаевич в качестве зеркала русской революции невольно встроился в этот ряд. Его проект уходит корнями в самую древнюю, но, увы, до сих пор неосуществимую мечту человечества – построение рая на земле. Но, пожалуй, самой великой и манящей утопией в мире с самого момента своего создания является христианство.
Религиозные мыслители утверждают, что утопию порождает отход от Церкви и ее понимания христианства. Церковь сделала себя бессменным правообладателем и единственно верным толкователем евангельских истин. Однако сама по себе христианская идея тоже во многом утопична в том смысле, что буквальное выполнение всех заповедей ее основателя невозможно в принципе и зависит от той или иной трактовки.
Собственно, трактовки стали появляться в том числе по причине невозможности буквального понимания и исполнения всех заповедей, особенно произнесенных в Нагорной проповеди. Иначе не появилось бы такого количества разночтений, породивших конфликты, ереси и в конечном итоге приведших к разделению Церкви на конфессии. Справедливости ради нужно отметить, что подобного испытания не избежала ни одна мировая религия. Начнем с того, что сами по себе заповеди христианства – это заповеди, данные Моисею для народа Израиля. Сам Христос и не скрывал, что за основу своего учения взял иудейский нравственный закон, в лоне которого вырос: «Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви» (Ин. 15:10), «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:17).
И тем не менее нарушили. Более того, нарушенный, упрощенный и измененный местами до неузнаваемости закон Моисея в христианстве также требовал пояснений, которые не преминули появиться. Но с легкой руки теоретиков новой религиозной доктрины эти пояснения уходили все дальше от первоначальной версии скрижалей. В частности, нас интересует камень преткновения толстовской этики – заповедь «Не убий».
В Законе (Торе) помимо непосредственно перечня установлений присутствует объяснение их глубинного смыслового значения и поясняются тонкости практического применения. Так, в заповеди «Не убий» в оригинале: «לֹא תִרְצָח» – ты не должен убивать (ивр.) используется глагол «רְצָח», обозначающий безнравственное преднамеренное убийство (похож на англ. murder), в отличие от любого убийства вообще, например, в целях самообороны, во время военных действий или в результате судебного приговора (в англ. kill). В самой Библии встречаются упоминания о смертной казни в результате нарушения некоторых заповедей, следовательно, этот глагол не может означать любое убийство, при любых обстоятельствах. «Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти… если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть. Кто ударит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти. Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти» (Исх. 21:12–16). «Если найден будет кто лежащий с женой замужней, то должно предать смерти обоих: и мужчину, лежавшего с женщиной, и женщину; и так истреби зло» (Втор. 22:22). «Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит отца своего; огнем должно сжечь ее» (Лев. 21:9). Таким образом, при конкретном значении в таком контексте у верующего не возникает вопросов относительно применения данной заповеди в жизни. А вот в Новом Завете эта заповедь не предполагает никаких пояснений. В тексте Евангелий ничего не сказано о жизненных условиях, в которых она может быть обойдена, что порождает множество вопросов, разночтений, споров, начинающихся со слов: «А если…». И вот тут возникают исключения из правил и разного рода трактовки. Вообще, конечно, «не убий», но в данном случае… То есть, конечно, нельзя, но если очень надо, если обстоятельства сложились так-то… и т. д. без конца и края.
То же относится и к пресловутой левой щеке, которую надо подставлять после пощечины по правой. Тут же начинается обсуждение относительности данного совета, зависимости ситуации от контекста, трактовка смысла, степени благочестия исполняющего и т. д. и т. п. Но в евангельском тексте никаких оговорок нет, значит, в этом случае постановление требует буквального исполнения. И много ли встретится людей, следующих этому совету основателя христианства даже среди служителей культа? А вот иудейское «око за око» наблюдается сплошь и рядом.
«Возлюби врага своего» – в прямом смысле понимать данный совет значит отдать врагу все, что он хочет – свою землю, свой дом, своих близких на поругание? Готов ли к этому каждый христианин? Идеалом каждого исповедующего Евангелие должен быть сам Христос, непротивление злу по Его примеру, то есть в идеале каждый верующий христианин должен быть подобен Христу. Возможно ли это? И не этого ли хотел граф Толстой? Общество людей, подобных Христу – не утопия ли?