Минута. Михаил Монастырский

е более двухсот или трёхсот лет. Расстояние от его лавочки до самой воды пруда центрального парка, где он частенько прятался ото всех, составляло не более нескольких метров – в любое время года дорожка для прогуливающихся никогда не пустовала. Этот парк настолько являлся живописным и дорогим многим жителям города местом, что многие шли сюда для уединения независимо от капризов погоды. Пруд даже зимой редко полностью покрывался льдом. Его обитатели – разного вида утки – нехотя, покидали водоём в сильные морозы, и немедленно возвращались обратно при первой оттепели.

      Люди ходили мимо Джека туда и обратно. Он давным-давно выбрал себе только одну любимую скамейку, и часто злился, заметив издалека что её кто-то уже занял раньше него. Он очень любил посидеть на ней один. Только один. Джек с нетерпением всегда ждал, когда, подсевшая рядом с ним на несколько минут парочка встанет, и навсегда уйдёт отсюда. Он не мог даже думать ни о чём!

      А в одиночестве Джек размышлял обо всём, что происходило с ним когда-то раньше и что теперь творится вокруг него и с ним самим. Он мечтал, что ещё может быть когда-нибудь потом произойдёт в его обыкновенной жизни. Эта простая, ничем не отличающаяся от других, также расставленных вокруг водоёма, скамейка, как-то само собой, стала для него на десятки лет местом исповеди. Она была ничуть не хуже настоящей исповедальни. Может быть, в этом был виноват высоченный огромный многовековой дуб, склонивший свои тяжёлые ветви над большим пятном земли и краем берега, нависая над тёмной водой своей мистической тенью. Джеку всегда здесь было спокойно, легко и уютно. Только здесь он говорил с Господом или с Его частью, находящейся в самом Джеке.