в Шмаковку, благо по дороге, поживу у друга – бывшего подчиненного, а потом в Серышево под Белогорском, к знакомым летчикам-вертолетчикам, с которыми не раз бороздил пятый океан. Выехал заранее, чтобы задержаться в каждом месте хоть на сутки, молодость повспоминать, водочки покушать или массандры, как летчики называют спирт, недозаливаемый ими в корыстных целях в самолет или вертолет. Но время берет свое: кто-то рождается, кто-то умирает. Так и я в Шмаковке посмотрел только на прошлогодний могильный холмик и деревянный крест, ожидающий, когда же его сменят на типовой военкоматовский казенный памятник. Выпили, помянули и в путь. До Серышева не доехал, так как прямо в центре Белогорска встретил своих друзей – их перевели на аэродром Белогорска. Поели в летной столовой по талонам, закупили все, что необходимо для улучшения памяти, и – домой, в общагу. Хоть и подсокращали летчиков нещадно в угоду заокеанским хозяевам, а квартир все равно не хватает. И выезжают, поэтому на лето жены офицерские с детьми, чтобы не держать детишек все каникулы в этих архитектурных памятниках тридцатым годам. Яичница с салом, побольше овощей и зелени – настоящая мужская закуска. За разговором выяснилось, что завтра в Хабаровск должен лететь борт, так летчики называют свой вертолет. Старенький, отслуживший полтора срока вертолет продали какой-то школе РОСТО. Меня внесли в списки, как представителя покупателя. Взлетели рано. Настроение наипоршивейшее: спать охота, гул и вибрация, а тут еще и голова после вчерашнего трещит. А почему болит – не ясно: выпили-то всего двенадцать бутылок водки на восемь человек. Правда, вдогонку за ней послали трехлитровую банку пива. Наверное, с этого пива и болит. Не надо было его пить. Но ведь кто-то ляпнул, что водка без пива – напрасно потраченные деньги. Теперь терпи. Хорошо хоть у летчиков в заначке лежала солдатская фляжка со спиртом. Налили полстакана и полстакана воды запить. Выпил. Запил. Но, когда запил, понял, что запивал водкой. Когда смог восстановить дыхание – занюхал рукавом и съел целый огурец. Полегчало. Захотелось поспать. Но это не проблема. На Ми-8 мне приходилось много летать, поэтому я чувствовал себя, как дома. Лавочки узкие, но и я не толстяк. Скомкал вместо подушки какой-то промасленный комбинезон и безмятежно заснул. Проснулся от того, что борт мотало из стороны в сторону, как автомобиль на колхозной дороге. Что все помрем – ясно, но хочется попозже и на кровати, а не в объятом пламенем вертолете. Прошел в кабину к летчикам.
– Петрович, ты, что спать не даешь? Что случилось?
– Да черт его знает. Гроза свалилась из ниоткуда. Связь хрипит, приборы, как сумасшедшие. Синоптики, олухи, опять не могли прогноз дать.
– Южный, южный, я борт 36, прием.– Услышал я сбоку голос правого летчика.
– Во. Слышал? Минут десять вызывает и все без толку.
– Алле, южный, южный, я борт 36. Вы слышите меня? Попали в грозовой фронт. Приборы зашкаливают. Как никакой грозы?! Ты что, придурок! Нас здесь трое и что – у всех галлюцинация? Ты жене своей говори: не верь глазам своим, верь мне. А у нас нулевая видимость. Сбились с курса, а под нами по расчетам уже сопки поросшие лесом. Высотомер не работает. Как ты не видишь нас на экране?! Но ты же слышишь нас! Как я тебе скажу свои координаты, если все приборы сбесились. Я не знаю, где мы. Не знаю. Пеленгуй, ищи нас. У тебя техника, а у нас сейчас только груда металла. Вот идиот. – теперь Максим, правый летчик нашего вертолета, обратился к нам.– Говорит: пойду к синоптикам, так как по его данным здесь не может быть никакой грозы.
– Ощущение, что небеса разверзлись.
– Да, попадал я разок на Ми-6 в грозу, но там цветочки были по сравнению с этим.
– Глядите! – вдруг крикнул Максим, показывая прямо. Прямо по курсу что-то матово блестело.
– Гора покрытая лесом.– Пронеслось в моем мозгу.
Петрович направил вертолет резко вверх. Но тут перед нашими глазами возникло нечто. Огромное, гигантски огромное нечто. И это нечто опускалось на нас. Я почувствовал, как пол вертолета уходит вниз, и мы, подобно пикирующему бомбардировщику, устремились вниз, но …. Опять это зловещее НО. Наш вертолет ударился во что-то прозрачно-резиновое, если вы, конечно, сможете себе такое представить. Я вам помогу: представьте себе летящего большого шмеля, налетевшего на надутый воздушный шарик. Он проминает, но не прорывает его, ломает при этом свои крылышки и падает вниз. Вот точно также и мы вдавились куда-то и, обломав свои лопасти, начали резко проваливаться вниз. Что ждало нас внизу, мы все прекрасно знали. Хотелось только одного. Нет – двух: первое – это, чтобы быстрее все закончилось, и, второе,– чтобы быстрее умереть от болевого шока при возгорании топливных баков. Но… Опять это равновеликое НО. Но под нами, совсем рядышком оказалась гора, покрытая густым лесом. Мощные кроны приняли на себя первый удар, смягчив его. Потом еще удар. Причем сильнее всех пострадал я, так как летчики сидели в мягких креслах. Потом треск и плавное, но постепенно все усиливающееся скольжение вниз. Более тонкие деревья ломались и с неохотой пропускали нас. Вековые деревья отшвыривали нас подобно мячику от пинг-понга. Наконец-то все стихло. В смысле не ливень и ураган за бортом, а только скольжение вниз.
– Быстрее вон, пока не рвануло.– Прокричал Максим, на четвереньках вылезая