дивосток“. Я выспался на неделю вперед и десятки раз просчитал возможные варианты моего визита к “друзьям“. Мерный перестук колес пробивался сквозь головную боль переспавших мозгов и вновь навевал легкий, тревожный сон. Иногда память подсовывала воспоминания, не всегда желанные.
Несколько месяцев назад.
– Алло, здравствуйте. Помните, я с месяц назад звонил вам: спрашивал про Максима. Вы сказали, что ему уже лучше. А как сейчас? Максим уже выписался?
– А, сынок, я узнала тебя. Ты товарищ Максимушки. Вместе служили. Помню. Вот только нет нашего Максимушки.
– Как нет? Не понял? Ему же легче стало.
– Да. Его перевели в общую палату, но однажды утром все проснулись, а Максимушка нет.
– Но такого не может быть! Если ему ночью стало хуже, то там же дежурный врач есть. Медсестра, наконец.
– Да медсестра, как сменилась с дежурства, так ее больше и не видели.
– И что?
– Ничего. Идет следствие. А что толку? Максимушки-то нет. Максимушку больше не вернешь.
+ + +
В поезде мне не повезло с самого начала: соседкой по купе стала достаточно объемного вида “русиш фрау“ с двумя пацанами одногодками лет девяти – десяти. А поц есть поц, и лезет он всюду, даже куда не надо, и не сидит он спокойно на положенном ему месте. И ехали мы вместе с ними аж до самого Ощепково, что почти посередине между Свердловском и Тюменью. Мне ничего не оставалось, как просто лежать на полке и пялиться в окно. За окном, будто часы в будильнике, мелькали остановки: Пермь, Свердловск, Тюмень, Омск. Вскоре за Омском, на Кормиловке зашел новый попутчик.
– Здоров будь, братан.– Сказал он мне, зайдя в купе с большим чемоданом в одной руке и большим пакетом в другой. – Не побрезгуешь? Свежевяленая омская рыбка и дюжина бутылочек пива. Пиво пьешь?
– Пью.
– И отлично. А то сюда ехал, так не поверишь, сосед попался, умора, водку не пьет, пиво не пьет. А что еще в поезде делать, скажи на милость?
Вопрос был риторический. Собственно, он и не ожидал моего ответа. Вместо этого он быстренько вскрыл свой чемодан, достал спортивный костюм и здесь же переоделся.
– А теперь можно и расслабиться. Тебя, кстати, как зовут?
– Алексей.– Машинально ответил я.
– О, а я Александр.
– Надеюсь, не Македонский.
– Нет. Но ты чуть не угадал – Невский. Не веришь – глянь. Вот моя ксива. Читай.
Действительно, в его паспорте было написано: Александр Владимирович Невский, 1960 года рождения. Место рождения: Магдагачи, Амурской области.
– Я смотрю – родом из Амурской области. Домой едешь?
– Да не-а. Я сейчас в Бердске осел. Это сразу за Новосибирском будет. Там у меня все схвачено. Своя база, кореша. Хотя основной бизнес в Новосибирске. Сам понимаешь: большому кораблю – большое плавание. Но у меня и в Новосибирске квартира шикарная есть. Будешь в городе – заходи.
– Навряд ли. Я намного дальше еду. Дела.
– Жаль. Ну, вот хотя бы визиточку мою возьми. Меня даже в Барнауле знают – помогут, если что. Хотя тебе не по пути. А сейчас я в Ачинск еду. Бизнес.
– Спасибо. Но меня сейчас волнует другое, и, возможно, не менее важное.
– Что такое?
– Открыла ли проводница второй туалет или нет? Залив в себя столько пива под рыбку, в очереди стоять будет не фонтан.
– Ха-ха-ха. Будь спок, братан. Все схвачено. Я уже отслюнявил стюардессе капусты, и она у себя толчок прикрыла. Только намекни – дверца и откроется. А может ей шепнуть, и она водочки подтянет к пиву?
– О, нет. Знаю, что пиво без водки – напрасно выпитый напиток, но у меня после ерша жутко болит голова. Даже таблетки не помогают.
– А сто грамм?
– Тоже. Проверял. И не раз.
– Ну, смотри. Я предложил – ты отказался. Я тогда тоже не буду. Разомнемся только пивом. Начинай. Вот газета под косточки.
– А вот косточки обсасывать – это кайф.
А-а, не говори. Я тоже от этого балдею.
– Много ли человеку для счастья надо.
– И не говори, братан. Хорошо сидим.
– Ой, хорошо.
Сосед, оказывается, отслюнявил проводникам не только за туалет, но и за два оставшихся места, поэтому мы ехали до его остановки вдвоем. Да, вдвоем, но в окружении множества бутылок, которые регулярно подносил проводник. Голова моя все-таки от такого обилия пива болела. И, вообще, мы сейчас с ним жили, как в той рекламе: я пью и писаю, невозможно остановиться. Доев очередную рыбу, я собрал чешую и кости в газету, открыл дверь и пошел к мусорному ведру.
– Девушка, а что за станцию только что проехали?
– Чернореченское.
– Чернореченское? Спасибо.
Шурик лежал в купе и глядел на меня осоловевшими глазами.
– Саш, Чернореченское проехали.
– Как Чернореченское?! Не врешь?
– Если