откопали имя, я не знаю, но подозрения, что я была нежеланным ребенком, они зародили. А иначе с чего бы? Разве что только перепутали Глафиру с какой –нибудь Графиней, тогда еще как-то можно объяснить. Но «не понять и простить», как говорит Бородач. Мама луковица, папа чеснок, а из меня захотели сделать типа варенье из розы. Я вообще не понимаю, как моим адекватным, не пьющим!!! предкам пришло в голову это имя?!
Наверно, столько благодарностей в адрес родителей не отсыпает ни один ребенок. Мне же приходилось это делать по сто раз на дню – когда одноклассники и дворовые мальчишки начинали упражняться в рифмоплетстве, начиная от почти безобидного «Глафира-транжира», «дай сыра», «выпей кефира» до безумно оскорбительных «королева сортира», «ж..па мира» и «отс..си у банкира». Не умея давать отпор, я молча уходила и пряталась в какой – нибудь закуток. Тихонько плакала и утешалась мыслью о своей высокой миссии – обидчики, снюхавшие не один тюбик клея и вылакавшие, наверно, цистерну пива, получали хоть какую-то зарядку для мозгов. А если обходилось без особого унижения, я пыталась абстрагироваться и представить, что сам Дюма пригласил их на свой конкурс, который организовал в тысяча восемьсот каком-то лохматом году, и дал им задание подобрать созвучные моему имени слова.
Хотя, наверно, дело не в фамилии и не в имени, просто я неудачница. Надо ли говорить, что к своим двадцати годам гордо ношу знамя девственности? Пока не закончила школу, вообще была уверена, что секс может быть только после свадьбы, и даже не думала над этим вопросом. То, что многие девчонки к аттестату могли приложить и длинный список, с кем переспали, меня не трогало. Я ж не такая! Я жду принца, за которого выйду замуж, и он даст мне красивую фамилию и свою горячую любовь. И тогда я буду счастлива! И все мои недоброжелатели умрут от зависти. Образ Ассоль мне был понятен, как никому другому.
Однако принц не торопился, либо в королевстве проблемы, либо с конем что не так, но к четвертому курсу статус Синего чулка приклеился ко мне, как «эпоксидкой», и даже крепче. И здесь виной не только «облико морале», и оно, конечно, тоже. Но больше – выработанная в еще со школы потребность мимикрировать под окружающий пейзаж, лишь бы только меня не заметили. Это избавляло от подкалываний, порой очень даже болезненных. Поэтому я и старалась надевать что – то неброское. Ну, это в идеале, а по факту длинная, чуть ли не до щиколоток юбка и бесформенные кофты. Сначала их тоже высмеивали, потом надоело, потому что ничего не менялось, и, наконец, меня перестали замечать.
У старушечьего прикида была еще одна важная функция – свитера, аля-ля «с батянькиного» плеча, скрывали мою отросшую, как на комбикорме, грудь. Сначала я была просто длинной нескладушкой, а потом появилось ЭТО! Мамочки родные! В седьмом классе прыщики начали увеличиваться с каждым днем, и чтобы как-то скрыть это недоразумение, я начала сутулиться и прикрывать его балахонами. Все. Вот теперь картина маслом. Гадкий утенок без шансов стать прекрасным лебедем. Это уж я точно видела сквозь свои очки в толстой уродливой оправе.
А нет, еще не все. Мать ее, Природа, постаралась. Я рыжая. Рыжая, умная и беззащитная. И единственное, что из этого я могла хоть как-то скрыть – это ум.
Контрольные специально писала на тройки, а у доски уже притворяться не приходилось: я впадала в ступор от взглядов и еле- еле наскребала на удовлетворительный ответ. Единственной отдушиной были книги. Как запойный алкоголик, я читала все – исторические, приключенческие романы, фантастику, про любовь.
И каково же было изумление почтенной публики, когда я в легкую сдала гуманитарные предметы на ЕГЭ по высшему баллу, что и позволило мне, Глафирке – зефирке, стать студенткой престижного столичного вуза.
Боже! Freedom! Хотелось плакать от счастья. Новая жизнь без хронических унижений! Без свидетелей моего убогого прошлого! Здравствуй, светлое настоящее и будущее!
Глава 2
Однако настоящая жизнь оказалась намного прозаичней, чем я себе представляла в своих розовых мечтах. Родители, как оказалось, были в курсе, что у них ребенок не такой как все и догадывались, что он предпочел бы сесть задом на муравейник, чем общаться со сверстниками. Поэтому они решили подстраховаться и не искушать вседозволенностью общежития, а всучили меня, как такой себе подарок, без красивой ленточки, маминой тетке. Получалось, моей как-то бабушке.
Правда, она кардинально отличалась о традиционных бабушек, не вышивала крестиком и не вязала носки. А вязала только свое тело в немыслимые узлы. Своих детей у нее не было, и, похоже, она об этом ни разу не пожалела. Во всяком случае, трудно предположить, что настоящий, взрывной микс Ангелы Меркель и Фаины Раневской вообще о чем – нибудь может сожалеть. Бабушка…эээ, хорошо хоть у меня хватило ума не назвать ее так. Варвара Дементьевна жила по полной. В свои семьдесят бегала на свидания, ходила на выставки, в театр, путешествовала. Поэтому меня она по факту не замечала, единственное, о чем сразу предупредила – чтоб я не вздумала забеременеть, проходя мимо мужской бани или присев на лавку. Хотя в такие чудеса она не верила, поскольку много лет проработала военным врачом.
Глядя на нее, я удивлялась, почему она не вышла замуж? Вокруг нее столько мужиков и было,