рекрасна, как богиня, имя которой она носила.
Серасвати видела уже пятнадцатую весну, – но еще не была замужем.
Ее отец, раджа Джейпура[2], Субрумани, был горд, как бог войны, именем которого он был назван.
Богдыхан далекого Китая, куда дошла слава о могуществе и знатности раджи Субрумэни, прислал ему, по китайскому обычаю, золотую цепь с брильянтовым драконом, ища его приязни.
Но Субрумэни сказал пышному посольству:
– Ваш повелитель ошибся. Это подарок для моего тигра, а не для меня. Хотя бы и золотой, но цепи раджа Джейпура не будет носить даже в том случае, если китайский богдыхан примет от меня собачий ошейник из брильянтов для ношения на шее!
Когда близкие родные, раджапуты[3], спрашивали его:
– Кому же суждено быть мужем прекрасной Серасвати?
Субрумэни спокойно отвечал:
– Пока не знаю. Но не следует беспокоиться. Его имя принесет нам слава. Это какой-нибудь могущественный раджа, который в настоящее время покоряет отдаленнейшие страны. Когда он покорит весь мир и дойдет к Джейпуру, – он будет здесь покорен принцессой Серасвати. И, обладая всем миром, получит еще и Джейпур.
Потому что он думал, что весь мир – это только раковина, в которой лежит драгоценнейшая жемчужина – Джейпур.
Серасвати жила в том блеске, который приличествует единственному ребенку столь великого раджи.
Она могла бы покрыть всю себя драгоценностями, если б красота, в которую одела ее мать, не была прекраснее всех драгоценностей Голконды.[4]
Искусный зодчий сделал для ее драгоценностей помещение в стене, которое никогда не запиралось. В отверстие проходила только рука принцессы Серасвати.
Он оказался льстецом и правдивым в одно и тоже время, чего с тех пор никогда не случалось на свете.
Ручка Серасвати была так мала, что в это отверстие, кроме ее, не могла пройти ничья другая рука. Спальня принцессы не имела окон.
Но стена ее, выходившая на восток, была сделана из такого тонкого и ценного мрамора, что первый же луч солнца окрашивал ее в розовый цвет, – и розовый сумрак наполнял комнату и нежно будил Серасвати:
– Одно солнце встало, вставай и ты.
Принцесса шла купаться в мраморном бассейне, пол которого казался усеянным цветами жасмина, а стены увешанными кистями винограда.
Это искусный ювелир, чужеземец, из далеких стран, взятый в плен, врезал в мрамор инкрустации из перламутра и круглых изумрудов, без жалости разрезая их пополам.
Воду для купанья принцессе каждый день привозили из Ганга, святой реки.
Когда раджа со своими родственниками, двором, наложницами и баядерками ездил на охоту, Серасвати сопровождала его на черном боевом слоне, убранном серебром, и была искусна в метании копья.
Когда же принцесса не охотилась, не играла с придворными дамами и надоедали танцы баядерок, – она лежала на мраморном полу, под которым летом текла холодная вода и в зимние месяцы – теплая, и ей читали про похождения бога Вишну на земле, про его аватары, про Кришну, про Раму.[5]
А то принцесса гуляла одна и мечтала, и это было продолжением того, что ей читали.
Среди цветов, стройных деревьев, изумрудных лужаек, брильянтами сверкающих ручьев, красивых павлинов, – ей казалось, что вот-вот раздвинется куст бенгальских роз, и из него выйдет бог в образе юноши. Кришна или Рама.
Это казалось ей простым, как то, что следствие родится из причины. Она думала, улыбаясь:
«Многим кажется непостижимым существование богов. Мне казалось бы непонятным чудом, если бы в таком прекрасном мире не было богов. Мир достаточно хорош для этого!»
И появление бога среди такого прекрасного мира казалось ей таким же естественным, как появление ребенка из утробы, переполненной жизнью.
И Серасвати на каждом шагу ждала встречи с молодым богом.
Однажды, гуляя и мечтая, она зашла слишком далеко, в лес, окружавший Джейпур.
Как вдруг раздался страшный рев, и Серасвати увидела в нескольких шагах перед собой выпрыгнувшую из чащи тигрицу.
В чаще были ее котята, и тигрица была разъярена. Она прижалась к земле, присевши на передние лапы, и медленно извивала хвост, глядя на Серасвати желтыми, раскрывавшимися все больше и больше посредине глазами, готовясь прыгнуть.
В тот же миг из куста диких роз появился юноша, натянул свой лук, стрела вонзилась в ухо тигрицы и пронзила мозг.
Все это случилось так быстро, что принцесса не успела даже испугаться.
Она много раз видела, как убивали тигров, – но все те удары перед этим показались ей работой ремесленника перед чудом артиста.
– Как мог, господин, попасть ты так метко? – спросила она, с восторгом глядя на стройного юношу.
А он, – прекрасный, как бог, – стоял перед ней, и глаза его,