Людмила Улицкая

О теле души. Новые рассказы


Скачать книгу

вчонки, старушки-подружки мои,

      в сапожках пестроцветных, в галошах, в сандальях,

      босые

      хороводом поющим, беспечным, трамвайным,

      шумливым, порою визгливым

      все вращаются, скачут и пляшут кто твист кто

      кадриль.

      Танцы мира священны,

      а пение их таково, что больных исцеляет, детей

      усыпляет,

      но мертвых вернуть не умеет,

      хоть, может, научится вскоре.

      Как прекрасны подруги кудрявые в косах венками

      и бритые наголо,

      с черепами как шар из слоновой сияющей кости,

      в лохмах, дредах, в кудрях гиацинтовых нежных,

      на легких ногах, на пуантах одна, и вприпрыжку

      другая,

      та в инвалидной коляске, а за нею подруга

      с клюкою трехногою, после инсульта.

      Скачут юные, сиськи которых заточены остро,

      вислогрудые скачут, и сливы сосков подлетают,

      играя,

      плоскогрудые девочки скачут, руками свой срам

      прикрывая венком из укропа…

      Я люблю вас, подруги, за ваше веселье и верность,

      за добро и за щедрость,

      за то материнское чувство, с которым

      вы склоняетесь к малым и слабым, пусть хоть

      мышь, хоть лягушка,

      не то что дитя человечье.

      Танька, Зоя, Лариса, три Наташки, Диана, Ириша,

      Катя-Лена, Тамара, Илана, Кристина и Ганна-Мария,

      Настя, Катя, Киоко… Маша, Маша, конечно, едва

      не забыла, потому что ушла так давно,

      что детишки родили детишек, и выросли внуки…

      а из тех, что ушли, хоровод обращается выше,

      подними только взор

      и увидишь веселые пятки, или тапки покойников

      хлипкие и саванов их белизну —

      Вера, Катя и Оля, Тамара, Гаянэ и Марина, Ирина

      и Натали…

      Вместе прожили жизнь, на руках вынося все

      печали,

      помогая друг другу тащить чемоданы, гробы

      и картошку,

      отрыдав на грудях друг у друга все страсти-

      мордасти,

      все измены, аборты, предательства, обыски,

      стыдную зависть.

      Мы друг друга учили прощать, но сначала мужей

      уводили,

      и блудили, и лгали, и вытворяли такое,

      что потом на коленях стояли в слезах и молили,

      и ждали друг от друга прощенья и милости,

      сестринской ласки и дружбы.

      Мне не надо других, я люблю этих ветреных,

      мудрых,

      бесстыдных, обольстительных, лживых,

      прекрасных, суеверных и верных,

      умнейших и дур беспросветных, у которых учиться

      могли бы и ангелы в небе…

      Мне нужны вы такими – да и я вам под стать.

      Дракон и феникс

      Когда оставалась всего неделя, но никто об этом не мог знать, Зарифа попросила Мусю набрать номер и сразу же продиктовала цифры.

      – Какая все же у тебя память исключительная, – в тысячный раз восхитилась Муся. Но Зарифа давно привыкла к этому восхищению и сказала довольно строго: «Соедини меня».

      Хотя у Зарифы был секретарь, Муся выполняла секретарские обязанности лучше любого секретаря. Да и английский у нее был лучше, чем у секретаря, и уж точно лучше, чем у самой Зарифы. А также русский, французский и даже греческий с недавнего времени, но сейчас это уже не имело значения.

      Муся набрала номер с незнакомым кодом, ответил мужчина длинным распевным «Аллоу», и Муся придвинула трубку прямо к уху Зарифы, чтобы той не приподниматься. Заговорила она по-азербайджански, и голос ее налился силой и лаской. Муся немного понимала этот язык, хотя никогда не говорила – она училась в русской школе когда-то мирного армяно-азербайджанского городка, и в той школе русских была половина, а оставшуюся половину составляли армянские и азербайджанские дети самых образованных людей города, из тех, кто понимал, что за хорошим образованием ехать надо в Россию. К концу обучения у ребят был почти такой же хороший русский, как у их учителя Алиева, русофила и пламенного коммуниста. Школа эта была в своем историческом прошлом русская, к тому же первая женская во всем Карабахе. И учителя были как на подбор старые, вроде музейных экспонатов. Учителя и ученики этой школы обладали одной особенностью: в трудах шлифовки языка Пушкина и Толстого армяно-азербайджанские разногласия как-то смягчались, и те и другие были равны в своей непринадлежности к великой русской культуре… Зарифа закончила эту же школу на восемь лет раньше, чем Муся, но познакомились