отрывистое «да».
– Я очки купила, – я сглотнула тошнотворную слюну, подкатившую к горлу.
– И как теперь? Лучше стало?
Вот, что значит мой отец: мог ведь с тревогой сейчас расспрашивать, куда, мол, подевалась, что случилось, или вообще устроить допрос с пристрастием. Но это, скорее, по части Марка. Этот бы точно припер к стенке и давай давить мозг, как пресс для цитрусовых: где, когда, что, с кем?
Нет, отец такого никогда не делал. Даже в самый мой зашкварный пубертатный период, когда тебе кажется, что ты уже офигительно взрослый и самостоятельный и незачем отчитываться перед родаками.
– Да, пап, теперь я вижу отлично. По крайней мере очки – не линзы – можно снимать и надевать, когда захочешь.
– Ну ты же знаешь, дочь, выбор-непростая штука, – усмехнулся отец.
– Еще страшнее, пап, когда ты его не видишь, выбор-то этот.
Я взглянула в зеркало. На меня смотрела девушка с собранными в пучок волосами и грустными глазами в больших очках в черной оправе. Я попыталась растянуть рот в улыбке, но по лицу в отражении зеркала текли слезы.
ГЛАВА 6
Марк, заметив, как Мириам, глянув через плечо, поймала его на том, что он читает ее колонку в журнале «DG», с обзором лучшего виски года, тут же перевернул страницу. Издание, в название которого легли имена Ветхозаветных героев Давида и Голиафа, было ориентировано на мужчин-метросексуалов.
– «Какая часть тела тебе нравится больше всего? – Мои большие глаза», – прочитал он выдержку из интервью под снимком девушки в индийском сари, верхняя часть которого едва прикрывала ее грудь. – Разве глаза – это часть тела? – Марк вопросительно взглянул на сестру.
Мириам равнодушно пожала плечами.
Марк зачерпнул пальцем из банки вишневое варенье и слизнул его, за что получил от Мириам легкий шлепок по руке.
Она выкладывала на деревянный поднос тарелку с тостами, крошечную розетку с желтоватым кусочком масла, сахарницу, вазочку с вареньем, чашку с кофе.
После расстроенной свадьбы отец стал чаще, будто невзначай, проводить ладонью по левой стороне груди. Год назад он уже перенес микроинфаркт. «Не хватало еще рецидива», – с беспокойством наблюдала за отцом Мириам.
– Он не выйдет?
Марк следил за приготовлениями Мириам, которая собиралась отнести завтрак отцу.
– Открой, – та показала ему глазами на дверь отцовской комнаты.
«Каждый раз одно и то же», – подумал он с глухим раздражением. Стоило ему переступить порог, как отец скрывался у себя. Так продолжалось уже много лет. Не сразу, конечно, все так сложилось. Первая трещина в отношениях появилась со смертью матери. Это случилось при рождении Эстер. Сложные роды, слабое сердце, трехдневная кома. Домой она не вернулась. Марк выглядел замкнутым. Ему было двенадцать. Мириам было на два года меньше. Она по началу долго рыдала в подушку, потом подползла к детской кроватке, в которой безмятежно посапывала малышка, долго смотрела