епящего солнца.
Лишь минут через пять потрёпанного вида мужчина средних лет в потёртом халатике понял, что же случилось: на окне не оказалось штор, поэтому солнце забралось к нему в кровать и стало нещадно жечь.
***
Недавно Аристарха приняли в союз писателей, после чего он несколько дней мотался по гостям и показывал всем заветную корочку.
– Вот теперь я настоящий писатель! – восклицал он при этом.
Почему же нет штор?
Ответ пришёл не сразу. Перед этим Аристарху предстали ещё некоторые непонятные факты: гардероб жены Варвары был выпотрошен, и по большей части – пуст, а его – не тронут. С посудой тоже творилось что-то неладное: чего-то не хватало, а остальное находилось в полном беспорядке.
Впрочем, нехватку на кухне Аристарх вычислил только по отсутствию любимой жёниной кружки.
В ванной комнате бардак достигал апогея: вся мужская парфюмерия была свалена непосредственно в ванну, а женская – отсутствовала.
Что случилось? – Этот вопрос одолевал писателя до тех пор, пока его не пробрал голод от стресса, и он не заглянул в холодильник.
– О, господи! – вырвалось у писателя.
Хотя, на самом деле, в том, что в холодильнике вместо таких вкусных молочных сосисок лежал только сложенный вчетверо лист бумаги, Господь был не виноват.
Аристарх взял лист в руки и развернул его. Надпись, сделанная аккуратным почерком и дрожащей рукой, гласила:
«Я ухожу. Пока ты не поймёшь истинного своего предназначения, и будешь гоняться за деньгами, я не вернусь к тебе.
Прощай.
P.S. Все деньги в твоём пиджаке, а продукты я забрала, ведь надо же мне чем-то питаться первое время.
Варвара».
Чуть ниже было приписано что-то ещё, но тщательно зачёркнуто так, чтобы невозможно было прочитать.
***
Лист выпал из разжавшихся пальцев и, безыскусно планируя, лёг на чистенько вымытый линолеум.
Аристарху вспомнился вчерашний вечер, который стал …дцатым в череде посвящений долгожданным корочкам.
– Теперь ты должна любить меня ещё сильнее! – мычал он своей жене, еле удерживая своё не грузное тело на ногах. – Ведь я – настоящий писатель. Признанный мил… мил… милёнами.
– Жаль, что не психиатрами, – прошептала на это Варвара, не поворачивая головы и продолжая мыть посуду.
– Чё ты молчишь?! – рыкнул Аристарх и дал кулаком по столу.
При этом посуда заметно продвинулась к краям.
– Я и так тебя люблю, – ответила Варвара. – Мне не важно, кем ты стал, или кем ещё станешь, а всегда было важно одно: кто ты есть!
– Ах, не важно?! – Пьяный писатель хотел сказать что-то ещё, но тут его мысли, как это часто бывает у пьяных, перекинулись в другое русло, и он забыл, что хотел ответить.
Затем был чай и лёгкое просветление рассудка, свойственное не многим представителям пьющей диаспоры.
– Ты, наверное, злишься на меня за то, что я столько пью? – спросил Аристарх, не выговаривая некоторые буквы.
– Я не злюсь, дело не в этом.
– А в чём тогда?
Аристарх поднял глаза от своего бокала, и они встретились с глазами той, которой он когда-то говорил, что она ему дороже всего.
– В чём? – переспросила Варвара. – Да в том, что ты размениваешь свой дар.
– То есть как? – удивился Аристарх.
– Из-за чего тебя приняли в союз писателей и дали эти чёртовы корочки?
При употреблении эпитета «чёртовы» по отношению к предмету своей гордости, символизирующему дальнейшее процветание, на его скулах заиграли желваки, но он сдержал себя.
– Из-за того, что роман, который написал я, стал бестселлером, и количество проданных экземпляров составило несколько миллионов, к тому же он был переведён на…
– Я всё это знаю, – прервала полусвязное бормотание мужа Варвара. – Но что это был за роман?
– Любовно – де…дефективный.
– Вот именно: дефективный! Я была первым читателем этого романа, и сразу сказала тебе, что это ужаснейший примитив. По сравнению с тем, что ты делал раньше – это полная ерунда! Ты можешь писать истинные шедевры, а не ширпотреб.
Данная тирада на несколько минут вывела Аристарха из строя. Он только и мог, что сидеть и бестолково хлопать глазами, не понимая, как это любимая жена не разделяет с ним его величайшую радость. И даже более того – она ставит под сомнение его заслуги.
– Но, дорогая, мы же не можем продолжать так жить: ютиться в однокомнатной каморке, не позволяя себе самого элементарного. То, что я писал раньше, не доходит до читателя, поэтому прежние мои вещи редко дотягивали и до пяти тысяч, а теперь…
– Но ведь деньги – это же не главное! – со слезами на глазах кричала Варвара.
– Милая, послушай меня, у нас же в любой момент могут появиться дети. Не будет своих, так возьмём какого-нибудь,