претенциознее… Безусловно, автор осознает, что его претенциозность – не Бог весть что[1]. Просто до вершин научного стиля изложения ему далеко, а тянуться-то хочется!.. Хотя справедливо замечено, что «как от дескриптивной, так и от индексальной референции отличаются «цитатные» употребления именных групп, которые подобно именным группам, используемым при «презумптивной» повторной номинации, характеризуются определенностью. При «цитатном» употреблении референт обозначается посредством той же именной группы, посредством которой он был обозначен в предшествующем тексте, хотя дескрипторное содержание такой именной группы недостаточно для однозначной идентификации референта». Но, с другой стороны, ведь «если понимать пассиорему как единицу описания класса неречевых поступков (но отнюдь не действий), указывающую на реорганизацию этнического пространства за счет ментально-культурологических взрывов (по Лотману), изменяющих модусы взаимосвязей синментальности и палеоментальности (в этой связи особую важность приобретает проблема потерь и компенсаций в этнических утилитарно-ценностных «картинах мира»), то (этнопсихо)бихевиолектему/(этнопсихо)семиолектему следует считать единицей описания класса речевых действий. Иными словами, этническое пространство/этническое поле есть не что иное, как когерентная совокупность пассиорем (как форм, в которых реализуются когиолекты) и бихевиолектем/семиолектем».
И все это, по категоричному настоянию авторов, должно выводиться «в светлое поле сознания»… Конечно, это – вершины, звезды! («Что общего между женщиной за рулем и звездой? – Мы ее видим, а она нас – нет»). И только пиетет перед ними не позволяет вспомнить незабвенного «друга Аркадия»…
Но светлое поле сознания напоминает, что пункт 2 статьи 3 проекта Федерального закона «О русском языке как государственном языке Российской Федерации»[2] гласит: «Не допускается (много чего не допускается. – Ю.П.)… употребление нецензурных слов и выражений (это пока о другом. – Ю.П.), а также иностранных слов и словосочетаний при наличии соответствующих аналогов в русском языке». Вот оно, главное – «при наличии аналогов»! Ибо нет ничего более русского, чем слово «аналог». Иначе бы оно не допустилось… Так что автор также смело может позволять себе использовать в работе некоторые подозрительно русские слова типа «дискурс», «вербальный» и, извините, «когнитивность»… Ну не может он устоять перед желанием прислониться к высокому, пусть и в мокроступах!..
И вообще! В молодые годы автора были популярны сборники «Ученые шутят». Правда, в них шутили в рамках дозволенного только нефилологи – физики, математики и пр. Тогда их время было. Но ведь сейчас появились и филологи-шутники: «Психолингвистика в анекдотах», «Грамматика в анекдотах»[3]. Тексты художественной литературы одни исследователи подразделяют на «светлые, темные, печальные, веселые, красивые, сложные и смешанные», другие – «на моногамные и полигамные, фаллические и вагинальные, а также тексты-жены, тексты-любовницы, тексты-любимые» (если кто-то хочет уточнить эту классификацию или поспорить с ней – к авторам; но аккуратнее, они – доктора филологических наук…).
В каждой шутке, как часто говорят, есть доля истины – и доля шутки… Попробуем найти золотую середину – может быть, тогда и истина станет не только яснее, но и интереснее?
Введение II
– Кто может писать воспоминания?
– Любой.
– Почему?
– Потому что никто не обязан их читать…
В последнее время практически все работы по культуроведению начинаются со слов: «Существует более двухсот (трехсот, четырехсот и т. п.) определений культуры»… Более комфортной ситуации для исследователя быть, на наш взгляд, не может! В самом деле, ну кто же с полной серьезностью будет заниматься критическим разбором 401 – го определения?! С другой стороны, новый автор защищен от язвительной критики своего маститого предшественника за то, что не учел в своей работе 247-го определения: ведь и сам маститый никогда не застрахован от ответного замечания о том, что недостаточно глубоко проанализировал 171-е…
Конечно, терминологическая проблема «текст-дискурс» стартовала значительно позже, однако, как сказали бы специалисты-лошадники, «приняла резво». Если внимательно рассмотреть хотя бы основные определения и текста, и дискурса, а к ним еще добавить и описание точек зрения на их взаимосвязь, то на собственную точку зрения не останется или сил, или полиграфических мощностей. В целом ряде работ одно только обобщение разных взглядов на эту проблему занимает несколько страниц[4].
Но все разумные доводы бессильны справиться с исследовательским зудом – если он охватил, то никакое чтение предшественников не поможет! И тянется рука к перу, перо – к бумаге…
Не отрицает наличие этого всесильного зуда и автор данной работы. Правда, по его мнению, у него есть некоторое смягчающее вину обстоятельство (а у какого автора его нет?!). Его интересует не столько собственное приобщение к высокому терминотворчеству, сколько практика