командованием Ирака как ключ к нефтеносному району Хузестан, контроль над которым позволил бы подорвать экономику Ирана и получить доступ к дополнительным источникам углеводородов. В этом же городе находился крупнейший на тот момент на Ближнем Востоке нефтеперерабатывающий завод; кроме того, там расположен речной порт, обеспечивавший коридор для транспортировки нефти к Персидскому заливу. Всё это делало Саддама Хусейна. Однако, несмотря на его стремление как можно скорее овладеть этим городом, несмотря на всю международную поддержку, у Ирака не хватило сил, чтобы сломить сопротивление иранцев, и камнем преткновения для саддамовских сил стал небольшой приграничный город Абадан.
Но если в прямом боестолкновении двух армий в основном гибнут солдаты – люди, для которых война является, так или иначе, результатом их осознанного выбора, то в условиях блокады страдает в первую очередь мирное население. Известно колоссальное количество примеров невероятного мужества людей, переживших блокаду Ленинграда, и блокада Абадана также стала проверкой мужества, силы воли и самоотречения не только военных, но и мирных жителей.
Книга, которую вы держите в руках, – калейдоскоп зарисовок боевых будней осаждённого, но непобеждённого города. Особое внимание к внутреннему миру персонажа и преклонение перед мужеством простого, маленького человека в самых бедственных обстоятельствах роднит повести Хабиба Ахмад-заде с творчеством Эрнеста Хемингуэя. Появление у Ахмад-заде образа старика, несмотря ни на что, идущего к своей цели, в этой связи совершенно неслучайно. Этот образ известен всему миру благодаря повести Хемингуэя «Старик и море», и он вновь оживает на страницах рассказа Ахмад-заде «Если бы не Дарья-Голи»…
Хроники блокадного города
Фото Т. Ханиной
Вот взмыл орел с высоких скал. Он, по обычаю орла,
Добычу свежую искал, раскрыв два царственных крыла.
Он хвастал крыльев прямизной, их необъятной
шириной:
«Весь мир под крыльями держу. Кто потягается со мной?
Ну, кто в полете так высок? Пускай поднимется сюда!
Кто? – ястреб, или голубок, или стервятник? Никогда!
Поднявшись, вижу волосок на дне морском: так взгляд
остер.
Дрожь крыльев мухи над кустом мой зоркий различает
взор».
Так хвастал, рока не боясь, – и что же вышло из того?
Стрелок, в засаде притаясь, из лука целился в него.
Прошла под крыльями стрела – так было роком
суждено, -
И мигом сбросила орла с высоких облаков на дно.
Упав, орел затрепетал, как рыба на сухом песке,
Он участь рыбы испытал, и огляделся он в тоске.
И удивился: до чего железка с палочкой просты, -
Однако сбросили его с недостижимой высоты.
И понял, почему стрела, догнав, унизила орла:
Его же собственным пером она оперена была[1].
Орлиное перо
Я вижу, как ты выходишь из машины. Останавливаю подзорную трубу и пристально смотрю через нее и без нее на твое лицо… вижу, как ты машешь рукой водителю. Он поехал дальше… а ты остаешься на перекрестке, за пальмовой рощей на том берегу реки. Сейчас ты в раздумьях: какой дорогой тебе идти? Остаться на главной дороге и дождаться следующей машины или… пойти тем путем, который лучше для меня? Решай же скорее. От твоего решения зависит исход всех моих сегодняшних стараний. Издалека не видно, но ты что-то взваливаешь себе на спину и пускаешься в путь.
Я чрезвычайно рад твоему решению. Благодаря тебе мне не придется задерживаться здесь надолго. и сейчас ты продолжаешь идти по асфальтированной дороге, которая приведет тебя к вашей передовой. Ты продолжай идти, а я тем временем буду ждать тебя на этом берегу реки, оставаясь на вершине своего наблюдательного пункта. Вряд ли мне придется ждать более двадцати пяти минут, к тому же самый волнующий момент будет длиться последние семнадцать секунд, поэтому мы можем по крайней мере в течение этих двадцати пяти минут поговорить начистоту. Хотя ты никогда не услышишь моих речей, быть может, спустя те семнадцать секунд они достигнут твоего слуха. Спросишь, как? Откуда мне знать! Во всяком случае, я так думаю, стоя на этом берегу реки осажденного города… и ты сейчас не знаешь, что я здесь веду на тебя охоту… и из этого темного убежища, окруженного пустыней, пальмами и лентами шоссе, я вижу тебя на том берегу… и тщательным образом, при каждом твоем шаге с помощью рычага своей подзорной трубы я навожу на тебя объектив, чтобы хорошенько запомнить. Действительно, я здесь веду на тебя охоту, и снаряд в стволе миномета ждет не дождется приказа, невидимые волны которого в нужный момент разольет в воздухе моя рация. Его уловят даже ваши рации, а потом эти волны пройдут через изгибы твоего тела. К счастью, ты не сможешь