Вампирская сага Ушневичей. Лайза Фигвайза

и дождина! Сильнее стал, да? Как ты едешь вообще? Ты что-нибудь видишь?

      – В том-то и дело, – напряженно вглядываясь в подсвеченную фарами дорогу, он не мог разглядеть ничего, кроме плотной струящейся пелены. Фары пробивали всего на пару метров, и даже на скорости в двадцать километров в час он ежесекундно опасался врезать в какой-нибудь припаркованный на обочине грузовик или поваленное ветром дерево.

      – Надо остановиться и переждать. В такую погоду нельзя ездить. Карту достань.

      В струях мелькнуло вдруг что-то белое – заяц? Почему белый, если на дворе скоро лето? Заяц-альбинос? Он инстинктивно надавил на тормоз, и Нина клюнула носом, фыркнула недовольно, доставая из бардачка дорожный атлас. В следующую секунду Виктор понял, что принял за зайца клок белесого тумана, откуда-то сбоку наползавшего на дорогу.

      – Еще и это, – пробормотал он. – Черт дернул искать твоих родственничков именно сегодня. Тридцать пять лет не виделись и еще бы день потерпели.

      – Было же солнце, – напомнила Нина, раскрывая атлас и начиная водить по нему пальцем. – Где мы?

      – Где-то в Карпатах. Найди страницу с Мукачево. Мы проехали, – он усилил подсветку приборов, пригляделся, – сто двадцать километров. Черт, давно должны были приехать! А мы даже до границы не добрались!

      – Не чертыхайся, – привычно укорила жена. – Ты не помнишь, мы Жнятино проезжали? Или Дерцен? Или вот еще… Великая Бегань?

      Музыка стала громче – дочь вытащила из ушей наушники и постучала по переднему креслу. Не отводя взгляда от мокрой темноты перед собой, он спросил:

      – Чего?

      – Мы скоро приедем?

      – Скоро.

      Дочь зашуршала пакетами, загремела термосом, явно собираясь устроить себе на заднем сидении спокойный ужин. Салон наполнил запах копченой колбасы, кофе и маринованного чеснока.

      – Лизка, налей мне тоже кофе, – попросила Нина, – Вить, ну? Что мы проезжали-то, знаешь? Я же спала. Вот еще какая-то Варшаванапень… Вашарошнапень… Язык сломаешь…

      – Черт его знает, что мы проезжали! Ты же помнишь, стоило выбраться из этого Мукачево, как сразу начало моросить. Ты уснула, эта в плеере… Еду тут один, как дикарь… Но вроде никуда не сворачивал.

      Жена чуть опустила запотевшее боковое стекло. Внутрь ворвался сырой ветер, ледяные капли застучали по ее руке, и Нина быстро подняла стекло обратно.

      – Где же граница? Сколько до нее было?

      – Километров пятьдесят.

      – А не могли бы ее незаметно проехать?

      – Границу с Евросоюзом? Венгры, конечно, не такие дотошные, как немцы, но, знаешь… Сомневаюсь, что обычный ливень способен их разогнать. И мы должны были увидеть шлагбаумы, здания какие-нибудь! Таможню!

      – М-да.

      – Так чего, мы заблудились? – спросила дочь тем равнодушным голосом, который подростки приберегают для разговоров со взрослыми на малоинтересные для них темы типа "что было сегодня в школе" или "ты уже решила, кем станешь?".

      Лизка устроила не один скандал дома, в Киеве, когда они с женой сообщили ей, что на весенние каникулы едут всей семьей в Карпаты на встречу с дедушкой, но как только поняла, что избежать поездки не удастся, погрузилась в скучливое равнодушие.

      Карпатский дедушка был отцом Нины, которого сама Нина не помнила. За месяц до их поездки обычной бумажной почтой пришло письмо с венгерскими штампами, и вдруг оказалось, что в какой-то загадочной Кишварде у супруги живет куча неизвестной родни. В письме, написанном от лица какого-то Э. Ракоци, говорилось, что ее отец болен и не может писать сам, но зовет, хотел бы видеть и многое объяснить… Нина за год до того потеряла мать, и мысль о том, что она может так и не узнать отца, заставила ее развернуть бурную деятельность. Уже через две недели через каких-то знакомых знакомых в турагентстве они получили краткосрочную шенгенскую визу и, как только начались майские праздники, выехали на своем "Ниссане" в сторону Ужгорода.