Критические этюды (Мережковский, Гиппиус). Владимир Шулятиков

йства и слабости своего «я», подчиненного закону внутреннего единства».

      Так отвечает один из видных французских философов-моралистов[1] на вопрос: «что значит жить». Его ответ очень характерен, как исповедь представителя определенной группы современной интеллигенции: французский моралист стоит на точке зрения «интеллигентного индивидуализма» – на точке зрения, вошедшей в моду и у нас, на русской территории. Предложенная французским интеллигентом формула для определения «смысла жизни» выдвигает на первый план «интересы личности», отожествляет понятие «борьбы за жизнь» с понятием «борьбы за личность», суживая, таким образом, до бесконечности проблему человеческого существования, и в то же время, вместо требования активной деятельности, активного вмешательства в «самую гущу жизни», проповедует лишь мудрость «пассивного начала», пассивной самообороны. Стремление избавиться от душевной раздвоенности вот а' ummum bonum «высшая цель, какую только могут поставить себе интеллигенты известного типа. «Душевная раздвоенность» объявляется их главным неприятелем.

      Французский моралист указывает на источники этой раздвоенности. Но его генетическое толкование страдает крайней расплывчатостью и реальной подпочвы того явления, о котором идет речь, отнюдь не вскрывает. Самый факт наличности «капризной пестроты желаний и эфемерного многообразия событий» требует, в свою очередь, справки «о происхождении».

      Подобный расплывчатый характер составляет необходимую принадлежность «идеологических объяснений», предлагаемых носителями современного «индивидуализма». Снисходить до строго реалистического исследования подпочвы, в которую заложен фундамент «высоких» твердынь «культурных надстроек», было бы весьма и весьма неудобно для нео-индивидуалистов. Им пришлось бы, в таком случае, сказать самому себе в лицо несколько горьких истин, изобличить самих себя… Но кто же сам себе враг.

      Реалистический анализ приводит, в данном случае, к следующему. «Разложения и противоречия» душевного мира, о которых трактует французский философ, являются не чем иным, как отражением «противоречий» социологического порядка, душевная «двойственность», угнетающая нео-индивидуалистов, показывает, что интересы последних колеблются между двумя общественными «сферами».

      Нео-индивидуалисты считают себя выразителями наиболее утонченного «культурного» течения; но к лагерю безусловно прогрессивной интеллигенции они не принадлежат. Они считают себя убежденными, непримиримыми врагами «мещанского царства»; но от многих мещанских настроений, от мещанского эготизма они, «идеологи общественной группы», группы так называемого «интеллигентного пролетариата», слишком погруженной в интерес собственной борьбы за существование, не свободны. Между «адом» мещанского застоя и ограниченности и раем прогрессирующей «живой» жизни они стоят на полдороге, как бы находятся на положении жертв своего рода культурного «чистилища»; – причем, впрочем, от участия обитателей построенного католическим воображением purgatorium их судьба существенно отличается: доступ в райские «сферы» для нео-индивидуалистов навеки закрыт…

      Враждебные, взаимно исключающие друг друга элементы, т. е. «мещанские» и анти-мещанские тенденции, пользуются одинаковой властью над представителями вышеназванной группы. О перевесе того или другого «противника» не может быть и речи. Нео-индивидуалистам ничего не остается, как прибегнуть к компромиссному решению вопроса. Создан ряд систем, знаменующих собой попытки подобного решения: имеется, напр., ницшеанская доктрина, «идеалистические» доктрины разных толков. Своеобразное решение вопроса предлагают также носители крайнего индивидуализма – «жрецы нового искусства».

      Перед нами два сборника стихотворений, принадлежащих перу именно таких «жрецов» – «Собрание стихов» Д.С. Мережковского и «Собрание стихов» З.Н. Гиппиус. Постараемся охарактеризовать и оценить содержащийся в названных сборниках материал с избранной нами социологической точки зрения.

      Авторы сборников обладают далеко не равносильными художественными дарованиями. Если г. Мережковский сумел заявить о себе, как о художнике, действительно, не лишенным таланта, порой поражающем колоритностью и пластичностью своего рисунка, произведения г-жи Гиппиус свидетельствуют о полной художественной несостоятельности поэтессы; поэтесса старается скрасить недостаток художественного таланта «экзотическими «средствами – цветами риторической декламации и намеренной «крикливостью» тона, что, понятно, к мало-мальски утешительным результатам не приводит. Но разноцветность – в эстетическом отношении – плодов творчества двух служителей «новой красоты» для нашей задачи значения не имеет. В эстетическую оценку стихотворений г. Мережковского и г-жи Гиппиус мы не намерены. А как материал для характеристики некоторых сторон нео-индивидуалистического миропонимания, их произведения могут быть использованы с одинаковой пользой.