, над глазами висела какая-то неприятная тяжесть. К этим ощущениям присоединялось еще и постоянное смутное сознание опасности, стоящей за плечами.
Куприяну было скверно, как бывает скверно отощалому волку, которого начинают травить со всех сторон.
Небо обложило еще со вчерашнего дня, и все время шел дождь. В лесу было темно и сыро, как в погребе. Еле-еле можно было различить тонкие белые стволы березок, сквозь жидкую осеннюю листву которых, тихо шурша, непрестанно пробивался мелкий назойливый дождик. Вверху было темно, пусто и холодно, внизу – мокро и тоже холодно. От мокрых деревьев, мокрой земли и моросившего в воздухе дождя получалось одно общее впечатление мокрого холода.
Куприян почти ощупью пробирался вперед, то и дело скользя с пригорков и бухая по колено в глубокие рытвины, наполненные холодной водой. Он шел молча и усиленно сопел носом, думая, машинально и тяжело, как больной, только о том, чтобы поскорее добраться в село Дерновое, лежавшее версты за четыре от места, где он шел. Куприян не знал этого и думал, что он гораздо ближе к селу.
Мысли у него были спутаны и неясны: то мелькал в них кусок хлеба, которого хотелось Куприяну, то вырастала смутная тревога, туда ли он идет. Потом все смешивалось и оставалось одно тупое ощущение усталости.
Вдруг впереди послышались какие-то звуки, едва слышно пробивающиеся сквозь шум дождя. Казалось, что кто-то осторожно постукивает палкой по стволам берез.
Куприян насторожился.
Звуки приближались и становились яснее. Скоро Куприян разобрал осторожный стук колес по корням и тихое пофыркивание лошади.
В этом месте деревья быстро редели и жалкими группами и одиночками тонких, чахоточных березок и осинок разбегались по широкой просеке, конец которой тонул за дождем и темнотой.
Снизу просека была сплошь покрыта молодой и сильной зарослью дубов, елочек и свежих беленьких березок. Отсюда было видно небо, с которого неустанно моросил невидимый дождик. Здесь было гораздо светлее; стволы березок явственно белели и казались тоненькими живыми существами. Куприян мог различить расплывающуюся в темноте фигуру лошади, шагом бредущей в стороне от дороги, прямо по зарослям и кустам. За лошадью неопределенно мерещилась телега и тощая длинная фигура мужика, неподвижно сидящего на телеге свесивши ноги. Телега сворачивала все дальше и дальше от дороги, к лесу, прямо по тому месту, где, притаившись за елкой, стоял Куприян.
– Эх! – неопределенно крякнул он, присмотревшись, и, сразу шагнув из-за елки, схватил лошадь за челку.
Та нисколько не удивилась, мотнула головой и стала, ласково принюхиваясь к Куприяну.
– Ну, ну… Чаво ты? – пробормотал мужик, сидевший в телеге.
– Чего шляешься? – в свою очередь спросил довольно дружелюбно Куприян.
– Я, ваше скородие, сам по себе, заговорил мужик необыкновенно хриплым и дрожащим фальцетом, – а ежели насчет лесу, то есть так… как перед богом, потому я, значит… по своему делу, а не то что…
– Эх, ты… «ежели насчет лесу», – передразнил его Куприян. – На воре шапка горит! Черта мне в твоем лесе, руби хоть весь… Жертвую!..
Куприян засмеялся.
Мужик недоумело молчал, неподвижно сидя на телеге.
– Из села? – спросил Куприян. – Ишь ночку выбрал! Или с вечера в кустах хоронился? Ах, ты…
– Ну, ну… Чаво ты! – заговорил мужик и тронул вожжи. – Но!
– Тпру! – осклабясь, тпрукнул Куприян.
– Но!
– Тпру!..
Лошаденка сбилась и бестолково замоталась на одном месте, перебирая нотами по грязи. Мужик помолчал.
– Ну, ты… Пусти, что ль! – озлился он вдруг.
– А то что? – весело спросил Куприян, очень довольный, что он не один в лесу.
– А то того, ежели… видишь топору? Ну!..
– Ишь ты, какой страшный! Дурья ты голова, Игнат, своего не признал…
Мужик встрепенулся.
– Ты?
– А то нет?..
– Неужели Купря?..
– Он самый и есть! – осклабился Куприян и, бросив лошадь, начавшую щипать какие-то листики, подошел к телеге.
Мужичонко ужасно обрадовался.
– Купря и есть! Я смотрю: кой черт балует? А оно – Купря, Куприян, черт!..
– Так топор, говоришь? – спросил Куприян, ухмыляясь так, что в темноте сверкнули его зубы.
– Ну тя к лешему!.. Топор… запужал вовсе. Я думал – што? А оно – Купря… Куда несет?
– На село.
– А для ча?
– Старшину давно не видал, соскучился…
– Вре, – недоверчиво протянул мужик и, вдруг сообразив, ударил себя обеими руками об полы и захохотал: – Ну тя к лешему! Балагур…
– Ну, ну… Хохочи у меня! – оглянувшись, прикрикнул Куприян. – Вот услышит Вавилыч, он те даст… Лошаденка-то, чай, одна…
– И что ты! – испугался мужик и замолк. Опять стало слышно, как дождь шуршит по листьям, точно по всей