а принято подводить первые итоги. К этому времени Спаситель уже закончил со всеми земными делами. И не важно, верующий вы или атеист – мужчине в этом возрасте уже не просто оставаться подростком, думающим, что у него еще все впереди. В этом плане мне было значительно легче. Как правило, женщины взрослеют гораздо раньше, и они свободны от мужского пафоса, требующего осознать свое предназначение.
Мы рождаемся не переворачивать мир вверх тормашками, фундаментально он нас вполне устраивает. Главное – приспособить себя к нему, приспособить его к себе. Поэтому сегодня, в свой День рождения, я могла сравнивать себя разве, что с Марией Магдалиной…, особенно на ранних этапах ее биографии.
Все эти мысли промелькнули у меня в голове пока я разглядывала мускулистое загорелое мужское тело, свободно раскинувшееся рядом со мной на бескрайних просторах кровати. Утро всегда расставляет все на свои места. Солнечный свет беспощадно развеивает ночные иллюзии. Утро – это судья, который взвешивает предыдущий день на бесстрастных весах реальности. На этот раз его приговор был вполне щадящим. Самец был вполне достойным экземпляром, могущим и желающим доставить удовольствие женщине. На самом деле, в России такое встречается гораздо реже. Все же есть в европейской эмансипации свои неповторимые плюсы. Мужчина не чувствует здесь себя хозяином постели. Он равноправный и очень чуткий партнер. Пара находится в одной лодке, у них общая задача – доплыть до берега, и они синхронно гребут, гребут…
У нас же часто бывает так, что мужчины спрыгивают с суденышка и в три, четыре мощных гребка оказываются на пляже, где в одиночку раскидывают натруженные члены под ласковыми лучами.
Не думаю, что мои умозаключения являются конечной истиной, но за те две недели, что я жила в Париже, некоторая статистика у меня накопилась.
Закончив обозревать своего спутника (его звали Андре), я направилась в ванную комнату, где приняла душ, а потом долгое время разглядывала себя. Не скажу, что с зеркалом я была в идеальных отношениях. Как я не старалась, его задобрить правильным образом жизни и различными диетами, с каждым годом оно все меньше отвечало мне взаимностью. Как сказала одна женщина бальзаковского возраста: «С возрастом я все больше ощущаю себя куском говядины на полке уцененной продукции: вторая категория, третья…».
Впрочем, при всех сложностях, мне еще было рано поддаваться извечной женской паранойе. Из зеркала на меня смотрела высокая, ухоженная, рыжеволосая, симпатичная девушка с модельными формами тела, чуть вздернутым носом и карими глазами. Придя к успокаивающему выводу, что мое отражение сегодня соответствует среднестатистическим параметрам двадцатипятилетней девушки я накинула халат и вышла в зал гостиничного номера.
Андре, похоже, только что разлепил глаза. Яркая дорожка света, начинавшаяся в промежутке между штор, упиралась в его лицо. Он щурился и сонно улыбался.
– Аннет, ты просто восхитительна! – сказал мой партнер на вполне сносном английском.
– Дамский угодник! Очень хочется надеяться, что это не обычная французская вежливость, – ответила я, чуть распахнув халат.
– Богиня! – не унимался мой собеседник, вставая с кровати и протягивая ко мне свои руки – наш поцелуй был наполнен неподдельной страстью, за продолжением дело не стало…
Уже в лифте, по дороге в ресторан отеля, я подумала, что у меня, наконец, появился шанс закончить с затянувшимся периодом распутного самоуничтожения. Не скажу, что я многое себе на придумывала, но Андре мне определенно нравился. Повод развеять свои иллюзии был как никогда кстати.
– Знаешь, а у меня сегодня День рождения, – задумчиво произнесла я, когда мы садились за столик.
Несколько секунд он растерянно смотрел на меня, а потом улыбнулся ослепляющей улыбкой:
– Поздравляю! Аннет, я так рад, что встретил тебя, мне говорили, что русские женщины необыкновенные, но ты … сегодня такой день… ты увидишь, какими могут быть французские мужчины! – лицо Андре сияло как начищенный пятак.
Закончив с завтраком, состоявшим из французских пирожных, сыра и кофе, мой спутник, извинившись, сообщил, что оставляет меня в одиночестве до 18.00 вечера.
В назначенное время я вышла из отеля. Из окна шикарного лимузина Андре махал мне рукой. Немало заинтригованная таким оборотом событий, я подошла к машине. Вышедший в лакейской униформе шофер услужливо открыл мне дверь. На все мои расспросы, по поводу нашей вечерней программы Андре, то загадочно улыбался, то без умолку тараторил, рассказывая про свой любимый Париж.
Нужно сказать, что за время, проведенное мной здесь, этот город и для меня стал немного родным. Нет нужды перечислять все его достопримечательности. Я не об этом. Просто поначалу на улицах меня напрягало запредельное количество выходцев из Африки. Никогда не считала себя расисткой, но, … скажем так мягко, это было непривычно. Иногда от обилия кучерявых, нещадно загорелых индивидов, казалось, что ты находишься в каком-нибудь Зимбабве. От чего, в первые дни, в голове постоянно крутилась известная фраза: «Париж – это город, в котором когда-то жили французы».
Впрочем, уже через неделю я к