thor>J. J. Rousseux.
Самыя внѣшности входятъ въ число обязанностей женщины.
На другой день послѣ пріѣзда въ Москву, Свіяжская позвала Софью къ себѣ въ комнату. «Мы сегодня, послѣ обѣда, ѣдемъ съ тобою въ Пріютово,» – сказала она – «только, я должна предупредить тебя, другъ мой – совсѣмъ не на-радость. Аглаевъ былъ здѣсь для полученія наслѣдства, послѣ yмершаго своего дяди, и – все, что ему досталось, проиграль и промоталъ, попалъ въ шайку развратныхъ игроковъ, и вмѣсть съ ними высланъ изъ Москвы. Все это знала я еще въ Петербургѣ; но, по просьбѣ Дарьи Петровны, скрывала отъ тебя и отъ жениха твоего, чтобы не разстроить васъ обоихъ преждевременною горестью.»
– Боже мой! какое несчастіе! – сказала Софья, залившись слезами. – Я не могу безъ ужаса вспомнить о Катинькѣ – каково ей бедной!..
"Она еще ничего не знаетъ,"– продолжала Свіяжская – "отъ нея все скрыто, но и теперешнее поведеніе мужа убиваетъ ее. Онъ почти никогда не бываетъ дома, безпрестанно y одного сосѣда своего, Змѣйкина – этого изверга, который вовлекъ его во все дурное, обыгралъ, или просто ограбилъ его, и вмѣстѣ съ нимъ высланъ изъ Москвы. Маменьку твою извѣстіе о проказахъ и высылкѣ Аглаева изъ Москвы поразило до такой степени, что она занемогла. Теперь, благодаря Бога, все прошло. Я получила здѣсь отъ нея письмо, которое ты можешь прочесть, и увидѣть, что она совсѣмъ выздоровѣла."
Письмо Холмской заключало въ себѣ нѣсколько строкъ; она увѣдомляла, что ей, слава Богу, лучше, но что она со всѣхъ сторонъ убита горестью и всю надежду свою полагаетъ на Свіяжскую и Софью, убѣждая ихъ поскорѣе пріѣхать. Съ тѣмъ вмѣстѣ сообщала она еще новую, совсѣмъ неожиданную непріятность: Князь Рамирскій взялъ въ свое управленіе приданое имѣніе жены, которое онъ, бывши женихомъ обѣщалъ отдать Катеринѣ. Холмская не умѣла постигнуть причины такого поступка. Отъ Аглаева ничего она добиться не могла, a Князь Рамирскій на письмо ея отвѣчалъ, что отъ отобралъ имѣніе за безчестныя и противозаконныя дѣйствія Аглаева. Холмская просила Свіяжскую заѣхать къ Князю Рамирскому и объясниться съ нимъ.
"Поѣдемъ, поскорѣе поѣдемъ, милая тетушка!" сказала Софья, заливаясь горькими слезами. "Бѣдная Катинька! что съ нею будетъ! Она не переживетъ этого горя" Вы скрываете отъ меня – ее вѣрно уже нѣтъ на свѣтѣ?" – Нѣтъ, милый другъ мой! – отвѣчала Свіяжская. – Она жива, и, въ доказательство тебѣ, вотъ письмо ея, которое она писала ко мнѣ, по секрету отъ матери и отъ тебя, чтобы въ теперешнемъ, счастливомъ твоемъ положеніи не разстроить тебя извѣстіемъ о ея горести. Она сообщаетъ имъ о связи ея мужа съ развратнымъ сосѣдомъ, Змѣйкинымъ, y котораго онъ бываетъ ежедневно. Аглаевъ совсѣмъ кинулъ ее и дѣтей своихъ. Единственное средство спасти его, какъ она пишетъ, состоитъ въ томъ, что-бы отдалить отъ Змѣйкина. Она убѣдительнѣйше проситъ меня опредѣлить мужа ея къ какому нибудь мѣсту въ Moсквѣ. Бѣдная вовсе не знаетъ, что не только никакого мѣста ему здѣсь имѣть нельзя, но что и самый пріѣздъ сюда запрещенъ.
"Слава Богу, что она еще жива; поспѣшимъ къ ней на помощь," отвѣчала Софья. "Можетъ быть, Богъ поможетъ намъ спасти ее. Я отдамъ все мое имѣніе, и подаренные мнѣ Дарьею Петровною брильянты продамъ, для заплаты ихъ долговъ. Маменька такъ добра, что не будетъ сердиться за это на меня; въ Николаѣ Дмитріевичѣ я также увѣрена. Поѣдемъ, поспѣшимъ къ ней, милая тетушка!"
– Я послала уже за лошадьми и велѣла укладываться – отвѣчала Свіяжская. – Вездѣ и во всякомъ случаѣ ты заставляешь болѣе и болѣе любить и уважать тебя, милая, добрая Соничка, дочь сердца моего! – прибавила она, обнимая Софью, со слезами. – Я всегда была увѣрена, что ты готова всѣмъ жертвовать для спокойствія и счастія другихъ; но, милый другъ мой, дѣло теперь не въ денежномъ пособіи: съ этой стороны безпокоиться нѣчего. У вашей маменьки порядочное имѣніе. Она, по всей справедливости, должна отдать послѣ себя все Катеринѣ, потому что другія дочери ея, по милости Божіей, хорошо пристроены. Сверхъ того, и я также имѣю средства помочь, и нарочно для этого послала, сегодня утромъ, размѣнять въ Опекунскомъ Совѣтѣ билетъ. Денегъ возьму съ собою столько, чтобы тотчасъ на первый случай можно было помочь имъ, a тамъ, на мѣстѣ, придумаетъ, какъ устроить всѣ дѣла. Словомъ: съ этой стороны безпокоиться нѣчего. Но какъ и чѣмъ возстановить разрушенное супружеское счастіе и душевное спокойствіе Катиньки? Этого никакими деньгами купить нельзя. Однакожъ, унывать и предаваться безполезной горести не должно. Поѣдемъ, посмотримъ, придумаетъ; авось, Богъ дастъ, мы поможемъ бѣдной Катинькѣ и въ этомъ важномъ отношеніи. Можетъ быть, сердце мужа ея не совсѣмъ еще развращено; можетъ быть голосъ разсудка и добродѣтели будетъ еще ему понятенъ. Esperons! le germe du bonheur croit а l'ombre de l'espêrance! (Будемъ надѣяться! сѣмена счастія произрастаютъ въ тѣни надежды) – сказалъ, не помню, какой-то авторъ. – Черезъ нѣсколько часовъ послѣ этого разговора отправились онъ изъ Москвы. Дорога въ Пріютово была мимо самыхъ воротъ дома Князя Рамирскаго. Онѣ заѣхали къ нему.
Елисавета встрѣтила ее на крыльцѣ съ распростертыми объятіями отъ души цѣловала она Софью, и поздравляла съ помолвкою; непритворная, истинная радость сіяла на лицъ ея. Князя Рамирскаго не было дома: онъ находился гдѣ-то по хозяйству. Елисавета тотчасъ послала сказать ему о пріѣздѣ