те с дежурным врачом, когда в приемном покое прозвучал «синий код»[1]. Еще до прекращения сигнала мы оба выскочили за дверь. Это была моя первая внештатная ситуация, не терпелось поучаствовать.
Прямо за углом, вблизи нашего кабинета, на полулежал мужчина. Он был без сознания. Его жена в ужасе съежилась в углу. Молодой медбрат в темно-синей униформе прикатил реанимационную тележку, гремевшую из-за сложенного в ней оборудования. Один из резидентов[2] стал делать непрямой массаж сердца. Вокруг раздавались крики: «ЭМД! ЭМД!»[3] Среди царившего хаоса звуков я смог вычленить лишь несколько команд. Постарался запомнить каждую, чтобы не отставать от других.
По крайней мере, я пытался это делать. Погрузился в человека, у которого остановилось сердце, полностью уйдя в ощущения его тела. Они отражались во мне, как в зеркале. Нажатие за нажатием его грудной клетки и моей. Когда врачи засунули трубку ему в горло, я почувствовал напряжение своих голосовых связок – острый предмет вошел и в мое горло. Я снова и снова говорил себе: с этим человеком все будет в порядке, мы его спасем. Ведь это то, чем мы, медики, занимаемся – спасаем людей. После спасения, заверял я себя, мы обсудим, что помогло, какие шаги и мероприятия можно повторить в следующий раз, когда придется кого-то спасать. А пока врачи продолжали непрямой массаж сердца, я чувствовал, как моя спина плотно прижимается к линолеумному полу, обмякшее тело прогибается при каждом нажатии, а живот вздувается при каждом искусственном вдохе с помощью трубки – ощущение пустоты и ускользания.
Я умирал – и оставался живым.
Через тридцать минут раздался сигнал отбоя. Жена умершего испустила окрашенный в рваный черный и дубовый цвет вопль. Я пристально смотрел на покойника. Не мог двигаться. Я лежал рядом с ним, мертвый, как и он. Без ощущений в собственном теле, без движений, без дыхания, без пульса, без любых ощущений. В моем теле не существовало ничего, кроме оглушительной пустоты. Мне требовалось отстраниться. Я должен был заставить себя дышать.
Я сбежал в ближайший туалет, упал на колени перед унитазом и почувствовал, как остальная часть моего тела устремилась по направлению к лицу. Меня вырвало. И рвало, пока рвотные позывы не прекратились. Я был жив, хоть и ощущал себя мертвым. Вне всякого сомнения, я ощущал смерть точно так же, как вытекавшие из меня слезы и слюну. Противоречие опять связало мой живот в узел. Я должен был остановиться. Другие врачи уже наверняка задавались вопросом, что со мной произошло.
Я глубоко вдохнул. Нажав на кнопку унитаза, чтобы смыть только что изгнанное из моего тела, уставился на свое отражение в воде. Вода успокоилась, я тоже. Еще один глубокий вдох. Я встал и умылся. Посмотрел на себя в зеркало. «Это я, – сказал я своему отражению. – Это мое тело». Почувствовал, как медленно возвращаюсь в собственное тело, настроившись на ощущение одежды на коже, положения рук и ног, веса плоти на костях, биения сердца, вздымающейся и опускающейся груди. Гул автоматического диспенсера для бумажных полотенец был последним звуком, который я услышал, прежде чем закончил стирать из памяти произошедшее. Я не собирался позволять случиться этому снова. Пациенты будут полагаться на меня. И мне нужно оставаться в их распоряжении. Я собирался справиться и преодолеть боль, увиденную смерть, все пережитые страдания, чтобы протянуть людям руку помощи, исцелить их болезни. Когда я приду домой, в мою зону ответственности войдет анализ эха самых жестоких и ужасных мучений другого человека. Закрыв за собой больничную дверь, я сделал последний глубокий вдох.
Меня зовут Джоэл Салинас. Я невролог и полисинестет, человек с множественными формами синестезии. Благодаря синестезии зеркального прикосновения мое тело физически ощущает чувства и эмоции окружающих, иногда предавая и теряя меня в людях, которых я вижу перед собой.
Наблюдая происходящее в другом человеке, я на сознательном уровне испытываю физические прикосновения, отдаю себе полный отчет в происходящем психическом процессе и даже могу подробно описать свои ощущения. Автоматически запустив процесс при виде человека, я чувствую зеркальное прикосновение к частям моего тела, визуально соответствующим тому, кто находится передо мной: если у него болит слева, у меня справа, и наоборот, как в зеркале. Но если я стою рядом с человеком, мое синестетическое прикосновение скорее будет анатомическим – слева направо и справа налево, как если бы мы оба находились в одном теле.
Например, проходя через вращающуюся дверь больницы, я вижу пожилую женщину в инвалидной коляске. На ней просторный и потертый твидовый пиджак с темным цветочным орнаментом и бордовая вязаная шапка, надетая поверх копны непослушных седых волос. Я ощущаю искусственную кожу коляски, прижатой к задней поверхности моих бедер, согнутую спину, вдавленное в сиденье и пальто тело, плотное облегание шапкой моего лба и кожи головы, сплетенные на моей груди пальцы. Я чувствую движение ее глаз и бровей, когда она смотрит сквозь стеклянные двери, а затем снова переводит взгляд на пол. Держа коляску за ручки, за спиной женщины стоит волонтер. Рядом с ним – прикрепленная к коляске металлическая планка с подвешенным на ней, точно