ок этого исторического полотна – с 1952 по 1985 годы, почти половина.
Итак, я родился в сентябре 1952 года в Ленинграде. Мой отец – Каплан Лев Моисеевич ( 1929 года рождения) тогда работал инженером в 20 строительном тресте Главленинградстроя. Мать – Иванова Наталья Терентьевна трудилась в центральном аппарате Главка.
Такие смешанные браки в то время были не редкостью, хотя многие еврейские мамы (как известно, самые заботливые в мире) были против русских жен.
Однако, мои еврейские дедушка (Каплан Моисей Исаакович) и бабушка (Листмангоф Анна Соломоновна) к маме относились хорошо, и она до сих пор вспоминает о них с большим уважением и благодарностью.
Моя русская бабушка Иванова Надежда Васильевна от еврейского зятя была не в восторге, но потом как – то смирилась. Родители получали по 60 рублей в месяц – этого было маловато, но Моисей Исаакович и Анна Соломоновна им помогали.
А жили мы вместе с дедушкой и бабушкой в большой коммунальной квартире на канале Грибоедова (впоследствии там снимался фильм по роману Федора Достоевского «Преступление и наказание» с Георгием Тараторкиным в главной роли).
Советская коммуналка
Это была типичная послевоенная коммуналка – семь семей, настоящий интернационал (евреи, армяне, айсоры, русские, даже один турок – месхетинец). Кстати, турок был однорукий и очень мрачный, я его немного побаивался.
Айсоры в советские времена всегда были сапожниками. Работали на улице в маленьких сапожных будках (сейчас они почти исчезли). Именно там было принято чистить до зеркального блеска сапоги (или ботинки – у кого были).
Конечно, от моих родителей (выпускников экономического факультета ЛГУ им. А.А.Жданова – тогда его называли просто – Университет, потому что других «университетов» не было) до айсоров – чистильщиков сапог расстояние было довольно большое, поэтому посещать айсоров мне не рекомендовалось.
Однако они относились к нашей семье с большим почтением (в те времена интеллигенцию по – настоящему уважали) и все время меня приглашали в гости. И я потихонечку к ним ходил.
Семейство было большое – 11 человек, а жили они в двух смежных комнатах по 10 – 12 метров каждая. Было тесно, шумно, много детей и весело. Угощать меня им было нечем – жили бедно, разве что леденцом – петушком, что продавали цыганки.
Про цыганок и петушков
Цыганок тогда тоже не жаловали. и леденцы мне брать строго – настрого запрещали, но они были очень вкусные, и я брал.
Зато у Елены Назаровны и деда Бахчи я бывал часто, тем более, что у них была внучка Ася (постарше меня) и я с ней дружил. Помню, мы много играли «в фантики», тогда все дети играли в фантики и асины школьные друзья – тоже.
Игра была немудреная – мы собирали красивые конфетные обертки и делали из них такие плотные конвертики (боюсь, что сейчас не сделаю, да и конфеты мне уже нельзя). Надо было забрать все фанты у противника, подгоняя свои фанты щелчками. При этом фант можно забрать, только если расстояние меньше, чем расстояние от большого до указательного пальца. И здесь тоже были свои хитрости – если «выстрелишь» и не достанешь чужого фанта, то противник с легкостью заберет твой.
Играли, естественно, на полу, ползали в совершенном азарте часами. Уверяю вас, что эта забытая послевоенная игра и сейчас будет увлекательной для детишек (я обязательно попробую с внуками – между прочим, дети с удовольствием отрываются от своих «гаджетов», если вы предложите им что ни – будь азартное и интересное).
Жили, в общем то, дружно, хотя плита была одна, а четырех камфорок на всех явно не хватало, и одной раковины – тоже. Туалет, конечно, был один – нередко (особенно по утрам) возникали очереди. Выходили из положения тем, что каждой семье назначали свое время.
Если семейство не успевало управиться – возникали скандалы. Иногда дело доходил до потасовки, но тяжких телесных повреждений я не помню.
Телефон тоже был один, долго разговаривать не разрешалось, разве что не было других желающих, но такое случалось редко.
Наша комната
А сами мы жили в такой длинной, вытянутой комнате: ширина – три метра, длина – шесть метров. Мы – это мама, папа и я. Декретный отпуск тогда был: две недели до родов и две – после, поэтому мама кормила меня грудью в обед (это разрешалось – обед для кормящих матерей немного увеличивали).
Но смотреть за мной было некому (бабушка работала, дед сильно хромал и за мной не поспевал), поэтому одно время (до детского сада) у нас жила еще и няня – молодая деревенская девушка.
Я ее не помню, но мама говорит, что к ней приходили бравые матросы, так что у нас было весело.
Наша печка
Центрального